Бык из машины

– Рыла у свиней, – голос горбуна звучал глухо, как из бочки. – Рыла у свиней…

– Так ты, дядя, в курсе? Свиньи, грят, неба не видят.

– Свиньи не видят.

Горбун начал выпрямляться: медленно, страшно. Хрустнули могучие плечи, расходясь в стороны – шире, чем это возможно для человека. Взгляд оторвался от земли: выше, ещё выше. Голова вознеслась над чудовищными плечами. Горбун рос, превращался в верзилу, великана, исполина…

Дрогнуло небо над головами. Качнулось тентом под напором ветра. Сотряслась земля. В синей электрической вспышке с громким хлопком разлетелась лампочка фонаря. По мостовой зазвенели осколки. Задребезжали стекла в окнах домов. С неба сорвалась звезда; оставляя шлейф колючих искр, исчезла за нагромождением крыш. Сорвалась другая, третья…

– Не надо!

– Дядя!

– Извиняемся, чё!..

– Прощения просим!

Парни умоляли. Скулили побитыми щенками. Упали на колени, не осмеливаясь поднять глаза на горбуна, выпрямившего спину.

Рылом в землю, как свиньи.

Исполин замер. Ударил кулаком в небо – трясущееся, как в лихорадке, роняющее звёзды. Грозил? Требовал? Жаловался? Небо не ответило. Тогда горбун вздохнул полной грудью и начал сгибаться, вновь принимая на плечи непомерную тяжесть.

Видение подёрнулось дымкой. Мир заволокла илистая муть. Картины и образы расплылись, расточились, исчезли. Что это было? Намёк? Подсказка? Если так, Тезей не понял намека. Говорят, в сети гулял ролик про горбуна и небо, полный умопомрачительных спецэффектов, но его мог отыскать не всякий.

Ну, отыскал. Что дальше?

Вернулся перламутр. Спустя миг Тезея выбросило на улицу – другую, не ту, где горбун встретил ватагу. Кекрополь, два квартала от дома, где Тезей снимал квартиру. Вечер, сумерки. Всё, как в предыдущий раз.

Всё иначе.

На темной шкуре тротуара, мокрого после недавнего дождя, расплывались блеклые отражения фонарей. В воздухе висела зябкая морось. Смешиваясь со слоистым туманом, она скрадывала расстояния и звуки. В тумане прятались электрические огни – размазанные, как масло по бутерброду скупца, в окружении призрачных ореолов. Груда тряпья под фонарным столбом слабо шевельнулась.

Пьяный? Бродяга?

Человек силился встать на ноги. По левой брючине амёбой расползалось тёмное влажное пятно, и вряд ли это была дождевая вода. Полыхнули два солнца, фары превратили туман в дым пожарища. Из кубла прядей прорезался хищный металлический оскал: решётка старинного радиатора. Водитель врубил дальний свет – ослеплённый Тезей заслонился рукой, отступил в сторону. Шелестя шинами, машина подкатила к фонарю и человеку под ним. Водитель пригасил фары, дав Тезею возможность рассмотреть реликт, явившийся из тумана – чёрный шестидверный лимузин. Выпущенный в середине прошлого века, лимузин выглядел как новый. Что-то он напоминал, но Тезей не мог вспомнить, что именно. На крыше машины, подсвеченный изнутри, горел маячок с «шашечками».

Такси?!

В верхнем левом углу лобового стекла тлел голубой огонёк. Не зелёный: «свободно». Не оранжевый: «занято». Голубой. Почему голубой?! Бесшумно опустилось стекло рядом с местом водителя. Таксист приглашающе махнул рукой. На негнущихся, деревянных ногах человек двинулся к машине, открыл среднюю дверь. Но прежде чем забраться в такси, пассажир обернулся и посмотрел на Тезея.

Восковое лицо, острые скулы. Глаза заплыли белесой мутью. Он не ранен, осознал Тезей. Он мёртв. Он меня видит. Он чего-то ждёт. Что я должен сделать?

– Тариф? – спросил мертвец.

– Как всегда. Один обол.

– Поехали.

Дверь захлопнулась за пассажиром. Поползло вверх водительское стекло.

Когда живые не дают ответа, спрашивай мёртвых.

Машина тронулась с места. Плавный разворот, два мутно-жёлтых луча полоснули туман, и такси, набирая скорость, покатило прочь, туда, откуда прибыло. Бесплотным призраком Тезей скользнул вслед за машиной, не прилагая к тому никаких усилий. Такси создавало за собой область разреженного воздуха, почти вакуума, и этот вакуум всасывал Тезея в себя.

Дышать стало труднее.

Мелькали редкие пятна света. Громоздились смутные остовы. Здания? скалы? затонувшие корабли?! Улица извивалась змеёй. Тезей быстро потерял всякое представление о том, где находится. В Кекрополе? За пределами города? На поворотах в уши лез плеск волн и скрип: под ветром гнулся, скрипел