переселились и прижились в нашей отечественной литературе, тоже особого протеста на вызывает. Хотя кое в чем прижившиеся на отечественной почве космические супермены будят во мне лично недобрые чувства. Слишком много их стало на страницах современной фантастики: с хорошей реакцией, крепкими мышцами, но слабыми нервами и моралью пневматического молотка. Сейчас, в нашем двадцатом веке, человеку с таким набором свойств права на управление моторной лодкой не выдадут — сам пропадет и других утопит. А в далеком будущем почему-то предполагается, что именно такие герои поведут космолеты по звездным просторам. И будут принимать решения, от последствий которых мир может измениться в ту или иную сторону, С шумом и пальбой, обзывая противников “зловредами”, промчались пиратские звездные каравеллы сквозь роман Снегова “Вторжение в Персей”, изумляя тем, как большинство персонажей умеет убивать противника и как бескорыстно любит это занятие. Хотя, казалось бы, зачем человечеству так уж понадобилось вторгаться в Персей? Чего оно там потеряло? Еще страшнее патологические убийцы у Стругацких, с помощью жутковатой цепи насилия влачащие население различных планет по пути прогресса и именуемые прогрессорами.
Павел Меншиков из повести Бушкова вообще-то тоже из породы прогрессоров, во всяком случае, приходится им космическим родственником. Тут сразу же настораживает уже то, что спасатели почему-то выбрали своей эмблемой зверя-убийцу динго. Да и в повседневных буднях супермены от отряда “Динго”, не сомневаясь, руководствуются этикой этого австралийского хищника: член стаи — свой, остальные — чужие, с которыми следует поступать соответственно. А динго не нужно учить, как поступать с чужими, у них это в крови, на уровне инстинкта. В результате Павел Меншиков, посланный разобраться с тем, что происходит в “черной дыре”, немедленно начинает стрелять и достигает в том успеха, уничтожив негуманоидов подчистую. А попутно сметает с лица земли — или какой уж там неведомой планеты? — ихний, негуманоидный город, просто так, не в порядке мести даже, а скорей в качестве предупреждения: дескать, знайте наших!
А что еще должен был сделать динго? Посылать таких на задание — все равно что посылать снаряд разрывной из пушки. Задачу свою они выполняют, не думая. Сразу. Моментально. Прежде чем направлять динго на задание, его задачу должен был обдумать кто-то другой, тот, кто решает, кого следует посылать в космос в данной ситуации: ученого, дипломата или убийцу, наводящую приставку к бластеру. И на совести того, другого, кто посылает, уничтоженный Меншиковым инопланетный город и несостоявшийся контакт. Потому что, как выясняется, со стороны негуманоидов просто-напросто имела место попытка контакта. Неуклюжая попытка, по нашим, человеческим меркам, но уж так они, негуманоиды, по-своему придумали.
А человечество, значит, по-своему отреагировало…
Иногда кажется, что фантасты, населяющие далекий и бескрайний космос худшими образцами дворовой шпаны, где-то этой шпане подыгрывают. Дескать, пройдет еще тысяча лет — и не ты, так такой же, как ты, устремится в беспредельность, и в руках у него будет бластер-это нечто вроде шпалера, только помощнее, и только встреться на пути кто другой, непохожий или непонятный, как его сразу — раз! И звон литавров.
Только не будет такого будущего. “Звездные войны” — нонсенс. Никто не потащит за собой сквозь парсеки орудия убийства хотя бы потому, что это экономически нецелесообразно. К тому же, человечество уже знает об этом тупиковом пути — тупике насилия.
И знает, к слову сказать, не в последнюю очередь благодаря фантастам.
В чем, собственно, и состоит достоинство этой повести Бушкова: после залихватских вывертов сюжета, порой не укладывающегося в рамки какой-либо иной логики, кроме логики “мыльных опер”, после более или менее удачно скомпонованного набора инопланетных приключений, после одержанной победы и возвращения на Землю его герой вдруг начинает думать. Занятие это для динго противоестественное, и думает за Меншикова, разумеется, сам автор, но это как раз и не столь важно. Важно, что в повести звучит открытым текстом предостережение для нас с вами, сегодняшних, вступивших в космическую эру: “мы идем от звезды к звезде, мы покончили с прошлым, но до чего же глубоко засело в нас это чувство, пестовавшееся тысячелетиями, идущее прямиком от пещер и каменных топоров, обязательно, непременно ждать подвоха от чужого, приписывать чужому свои гаденькие мысли. Ищем всюду зеркала, особенно там, где их нет. И ничего удивительного, если в результате таких вот поисков ты вдруг окажешься перед самим беспощадным зеркалом — твоей совестью. И зеркало это черным-черно…”
Можно сказать, что задача фантастической литературы сейчас — подготовить моральный нравственный фундамент будущего. И Бушков, в общем-то, осознает эту задачу, хотя нравственно-этические нормы людей, населяющих повесть “И ловили там зверей”, отнюдь не кажутся мне идеальными, я даже не уверен, что мне вообще симпатичны люди из отряда “Динго”. Как не уверен, что принимаю условия игры, предложенные повестью “Варяги без приглашения”, где дело обходится без негуманоидов, без “черных дыр” и космических приключений, зато в полную силу звучит тема контакта. И контакт этот выглядит столь наивно, что в пору вновь обращаться к сказочной установке.
В повести “И ловили там зверей” герой возвращается в опасное место в сентиментальном порыве, чтобы спасти фирменную, точнее, форменную пуговицу, оставшуюся от погибшего, как он считает, товарища. Пуговица в данном случае — символ, но она же — реальная деталь вещного мира. В “Варягах без приглашения” этот мир вещей буквально обрушивается не только на героя повести, но и на читателя: на этот раз инопланетяне решили осуществлять контакт, не выхватывая космолетчиков по пути следования, а явившись непосредственно на землю с обильными дарами. И снова контакта не происходит. Из-за чего? Скорее всего из-за космических интриг, хотя герой повести, инженер Борис Песков, вместе с автором настаивают, что виной всему соображения высшего порядка. Пришельцы предлагают изобилие и уничтожение ядерного оружия, а Песков с Бушковым и некий, тоже инопланетный, Иванов убеждены, что “всему свое время”, “и то изобилие, что жалуют нам со своего плеча пришельцы сейчас, в середине восьмидесятых годов двадцатого века, не нужно. Рано. Преждевременно”. Целиком поддерживая суть вывода Бушкова, равно как легший в ее основу афоризм о данайцах, дары приносящих, доказательных
