очень пригодилась бы. Вахшунварта и Хориен помогут, конечно, однако войско без людей Оробы — все равно что неполный колчан. Эх! Пусть только подоспеют отряды Вахшунварты и Хориена, и он покажет Оробе, кто из них безумец!
— Гонец от Вахшунварты! — сообщил Варахран. Чеканщик приехал из Киресхаты вчера и теперь не отходил от Спантамано.
— Зови скорей! — Спантамано просиял. Наконец-то! О друг Вахшунварта! Разве он оставит Спантамано в беде?
— Вахшунварта не принял дара. — Гонец, хмурый, усталый, как лошадь после скачек, протянул Спантамано два алмаза. — Он отказался тебе помогать. 'Спантамано безумец, — сказал Вахшунварта. — Кто из смертных победит Искендера? Передай своему хозяину: пусть укроется, подобно мне, среди гор и не плюет в пламя, зажженное богом'.
— 'Так говорил Ороба, — вспомнил Спантамано. Он был потрясен, что не мог произнести вслух и полслова. — Боже! Еще одна стрела выпала из моего колчана. Теперь вся надежда на Хориена'.
— Гонец от Хориена! — объявил Варахран. Осыпанный дорожным прахом, точно мельник мукой, гонец достал из-за пазухи два рубина:
— Хориен отказался помогать. Он, прости меня, назвал тебя глупцом и велел передать, чтоб ты спрятался в горах и не плевал в огонь, зажженный рукой бога.
'Так говорил и Ороба', — подумал Спантамано и, к изумлению присутствующих, расхохотался.
— Гонец из Абгара!
— Гонец из Нахшеба!
— Гонец из Ярката!
— Гонец из Маймурга!
— Гонец из Бахара!
Из всех рустаков — крупных округов Согдианы — возвращались измученные гонцы, и все приносили одинаковое известие — старейшины оседлых общин, эти благородные састары, ихшиды, пати, афшины, хвабы и бузурганы, как они себя громко именовали, отказывались выступить против македонцев. Они отговаривали Спантамано от его 'безумной затеи' и не забывали о пламени, зажженном десницей божества.
Выслушав последнего гонца, он зарычал, будто волк, прижатый собаками к стене ущелья. Лицо его стало белым, как сосуд из китайской глины. Он схватил боевой топор и помчался по залам, размахивая им направо и налево. Он разносил в щепы резные двери и низкие столы из красного дерева. Он сокрушал бронзовые жертвенники, дробил глиняных идолов и разбивал дорогие вазы. От пронзительного крика у рабов, затаившихся по углам, вылезли глаза на лоб. Совершив погром внутри дворца, Спантамано вырвался на террасу и увидел камни, отвергнутые старейшинами. Потомок Сиавахша пинком сбросил их в бассейн, зашвырнул туда же топор, упал на кошму и разрыдался, как женщина.
Он плакал долго, потом заснул. В полночь очнулся от холода, осушил сосуд вина; по залам испуганно притихшего дворца раскатился тоскливый голос:
— О-о-ой! Горшок замучила тоска… така-тун, така-там! Разбился он на три куска… така-тун, така-там!
Так он пел и бродил вокруг бассейна, топча цветы, пока не свалился на густые заросли базилика и не захрапел. Баро поднял его, как ребенка, уложил на террасе и укрыл теплым ковром. Варахран отозвал Баро к бассейну, и они о чем-то шептались до самого рассвета. Утром Варахран разделся, нырнул в бассейн (благо, вода была прозрачной) и достал со дна рубины.
Спантамано проснулся больной и сразу же потянулся за вазой. Но Баро мягко отстранил руку от сосуда.
— Чего тебе, дурак? — свирепо заорал на него потомок Сиавахша.
— Не надо пить, господин, — ласково уговаривал его Баро.
— Не надо, — повторил Варахран.
— Вы в своем уме, а? Чего же тогда «надо», дубины вы несчастные? Все покинули бедного Спантамано. Даже супруга и та убежала. Я остался один во всей Согдиане! Что мне еще делать, если не пить?
— Надо не пить, а бить, — веско сказал Варахран.
— Кого?
— Искендера.
— О! Какой ты храбрый. Как бить? Бузурганы от меня отвернулись. Нас вместе с дахами, пенджикентцами и теми бактрийцами, которые в Наутаке отделились от Вахшунварты, осталась всего тысяча. Другие разъехались. А юнанов — пятьдесят тысяч. Да еще Ороба к нему переметнется. Они нас пинками разгонят!
— Не разгонят, — возразил Варахран.
— Почему?
— Потому что нас не так мало, как тебе кажется.
— Значит, я разучился считать, — едко усмехнулся Спантамано. — Скажи, мудрец, сколько же нас?
— Пятьсот тысяч, — серьезно ответил Варахран.
— Что? Ха-ха-ха! Кого — пятьсот тысяч? Ворон на крышах Мараканды? Или лягушек в Зарафшане? Или блох в твоей шапке?
— Нет. Пятьсот тысяч ремесленников и пахарей, пятьсот тысяч согдийцев, живущих в городах и селениях. — Варахран поднялся. — Подожди! Я сейчас…
Через минуту он вернулся, ведя за собой двух белобородых согдийцев. Спантамано узнал их: один, сухой, подвижный, — мастер Фрада, отец Варахрана; другой, рослый и крепкий, — землепашец Ману, родитель Баро, тот самый Ману, который в Наутаке требовал у Спантамано защиты от людей Бесса. Старик есть старик, богат он или беден — надо уважать. Спантамано, кряхтя, привстал и приложил руку к сердцу. Фрада и Ману с достоинством поклонились, сели на ковер. Варахран кивнул отцу:
— Рассказывай!
— Чего тут долго рассказывать? — воскликнул Фрада сердито. — Какие они освободители, эти юнаны? А, господин састар? От последнего имущества нас освобождают…
— Пока ты писал бузурганам письма, Гефестион, глава юнанов, оставшихся в Мараканде, разослал воинов по округам и стал грабить народ, пояснил Варахран потомку Сиавахша.
— Да? — удивленно спросил Спантамано.
— Да! — злобно повторил Фрада. — Открыли на дорогах посты, обирают проезжих. 'Пошлина! — говорят. — Пошлина!' И хохочут, чтоб им пропасть. Переплывешь через реку — давай лодочный сбор. По мосту проедешь — плати. Идешь на рынок — давай за вход. Купил вещь — плати рыночный сбор. Продал опять раскошеливайся. Переписали дома, добро и доходы — гони десятую часть. Да еще подушную подать с каждого человека требуют. Я и не думал, что грабить можно так тонко и хитро.
— Вот. — Ману достал из-за пазухи глиняную пластинку. — Очистили амбар, зернышка теперь не найдешь, а взамен черепок оставили. Написали на нем что-то… Я откуда знаю, что? На кой бес мне этот черепок? В пищу не годится. Думал: монеты у юнанов такие, показал на базаре — никто не берет, смеются. А, чтоб тебе на зубы духу Айшме попасть!
Он с сердцем кинул черепок в бассейн.
— Народ встревожен, господин састар, — сказал Варахран сурово. — Он готов постоять за себя. Но ему нужен вождь. Брось клич — и завтра к тебе явятся тысячи храбрых людей.
— Храбрых людей, вооруженных палками! — передразнил его Спантамано. И эти храбрые люди сразу разбегутся, увидев длинную пику юнана.
— Не думай плохо о простом человеке, — угрюмо сказал Баро. — Простой человек не хуже бузургана. А может, и лучше. Ты не обижайся за эти слова, но… ты сам видишь — бузурганы продали тебя, а народ не продаст.
— Народ! — воскликнул Спантамано раздраженно. — Так он и послушается нас. Ремесленники подчиняются старейшинам касты, селяне — родовым бузурганам, а бузурганы…
— Бузурганы! — рассердился Баро. — Сегодня бузурган, завтра никто, если пойдет наперекор воле народа. Пусть прячутся с дружинами в пещерах, без них обойдемся.
— А если хочешь, чтоб у всех были не палки, а мечи и секиры, не раздавай алмазы направо и налево: лучше купи у саков бронзу, ремесленники сделают столько мечей, сколько потребуется.
И Варахран протянул Спантамано камни, вынутые из бассейна.
— Хм… — Спантамано удивленно глядел на чеканщика и пахаря. — Вы не так уж глупы, как мне казалось. И вы думаете, у нас кое-что получится?
— Конечно, получится! — воскликнул Варахран.
— Еще как! — добавил Баро.
Спантамано порывисто поднялся. Ты воображал, что никому не нужен? Оказывается, нужен! Ты твердил себе, что одинок? Оказывается, рядом тысячи людей, которые не оставят в трудный час! Будто пелена спала с глаз молодого согдийца. Он искал опору и не находил ее — вот она, опора! Вот сила, которая по мановению его руки свернет, опрокинет и растопчет горы!
— Так чего же вы сидите? — рявкнул Спантамано. — К дайвам састаров и бузурганов! Народ поднимайте!
И народ поднялся. Тысячи селений ожили по кличу Спантамано. От Змеиных Ворот до Бахара и от Бахара до Нахшеба — по всей Согдиане, день и ночь, словно перекликаясь, тревожно и ритмично гремели барабаны. На бурных общинных советах разгорался спор между родовой знатью и простым народом. Несмотря на угрозы бузурганов, народ снаряжал по одному воину от каждых пятидесяти семейств и выделял для Спантамано овец, зерно и масло. По дорогам Согдианы шли толпа за толпой бахарцы и нахшебцы, жители Пенджикента и Маймурга. Привел из Наутаки сто пахарей Ману, отец Баро. Он вооружил своих людей пиками, сделанными Фрадой, отцом Варахрана, и присоединился к отряду пенджикентцев. Пестрая толпа плотно обложила Мараканду и приступила к осаде трехбашенного замка, где укрылись юнаны.
У Спантамано не было ни баллист, ни онагров. Согдийцы и дахи лезли, помогая себе ножами, по откосам, кидая на стены веревки с крюками, приставляли к башням шаткие лестницы, взбирались наверх и падали под ударами неприятелей. Спантамано послал к сакам за бронзой. Но когда она прибудет? Воины привязывали к оперенным меднодоспешным македонцам вреда, если не считать ничтожных царапин на руках. Да и не всякий согдиец умел обращаться с луком или мечом. Селяне привыкли к мотыгам, а не к оружию, их не обучали боевым приемам, как обучают людей из военной касты. Но
