Попадавшиеся навстречу люди как чувствовали исходящую от инквизитора угрозу и пообщаться с ним не стремились. Даже цыганки на привокзальной площади не проявили к нему никакого интереса.
— Молодой, красивый, дай погадаю, — начала было молодая цыганка в цветастой шали и с чумазым младенцем наперевес.
— Пусть проходит, не наш клиент, от таких одни проблемы, чует мое сердце, — прошипела той в ухо старшая и потащила молодуху в сторону от недоброго взгляда спешащего инквизитора.
Поплавков довольно быстро нашел нужный домик в Телеграфном переулке возле двух церквей. В Петербурге покосившееся деревянное строение точно бы не выжило — разобрали б на дрова. А тут, гляди ты, не сгорело в огне революции, снаряды красногвардейцев и юнкеров в недавних уличных боях не задели. Поднявшись на почерневшее крыльцо, уставший с дороги инквизитор стукнул три раза в дверь согнутыми костяшками пальцев, выдерживая двухсекундные паузы, как и было предписано вонявшим клопами и перегаром, неприятно прошепелявившим ему в ухо информацию агентом. Друг друга они не видели. Он передал агенту контейнер с лучом из Мертвой крепости. Взамен получил точно такой же, но пустой.
Лежали ночью минут десять на соседних дощатых полках пульмановского вагона в непроглядной темноте, после чего связника и след простыл, только запах клопов и перегара преследовал некоторое время Акима, перебивая всю остальную палитру запахов в вагоне…
«Что-то я отвлекся, вспоминая какого-то чудика, только что и могущего передать информацию от братьев. Действительно, устал…» — не успел подумать инквизитор, как дверь открылась и на пороге показалась симпатичная деваха в цветастом платке, как у давешней цыганки.
«Только без ребенка, — мелькнула очередная посторонняя мысль в сознании Акима, — ну да это дело поправимое».
— Что ищем, дядя? — нараспев промурлыкала красавица неожиданным грудным контральто.
— Мне бы водицы испить, двадцать семь верст за день отмахал на ногах-то, — произнес слова пароля «дядя», полагая, что при таком варианте и переночевать он даже очень не против.
— Вода чистая нынче в диковинку, могу самогонки налить, ежели потребляешь, — ответила довольно глупыми, невесть кем придуманными, но зато оригинальными словами отзыва хозяйка.
Поплавков был непьющим, профессия обязывала, но прошел в дверь мимо посторонившейся сдобно пахнущей девицы, как только прозвучали последние звуки отзыва.
В прихожей витал запах затхлости, продвижению по коридору мешали какие-то в беспорядке сваленные конструкции, напоминающие то ли детские санки, то ли остовы погибших кораблей в миниатюре, через них приходилось постоянно перешагивать.
— Не обращайте внимания, уважаемый, квартирка принадлежала трехнутому скульптору-авангардисту, ваявшему свое видение мира из металлолома, — по ходу вещала хозяйка. — Сказала уже местным чоновцам, что отдам все разом самовывозом, на благо, так сказать, молодой Советской Республике, но они чего-то не чешутся. С бандитизмом, видать, борются, не до железяк им.
Акима железки не интересовали, чего он никак не мог сказать о девушке.
— Чай пить будете? И драники картофельные есть! — похвасталась хозяйка.
— Не откажусь. А вы, что же, тут одна живете? — полюбопытствовал гость.
— Почему одна? Кот Васька вон мышей гоняет, — под ногами прошмыгнул какой-то серый комок и исчез в нагромождении железок.
— А чтоб людей еще каких тут, так этого нет. Как брат, в ЧОНе служивший, куда-то полгода тому сгинул, так одна и сижу. На почтамте работаю письмоносицей. Работы по нонешним временам-то не сказать, чтобы много, но паек дают. Нам с Васькой хватает.
— Я не обижу, ртом лишним не буду. Провизия своя есть, еще и с вами поделюсь, — подивился инквизитор странному личному составу конспиративной квартиры и тут же получил разъяснения от общительной девушки.
— Как брат уходил, наказывал, если гости будут, встретить словами заученными, помочь, чем смогу. И главное — посторонним не болтать. То есть, выходит, никому, да? Ведь кроме брата и Васьки, все посторонние. Вы вот первый пожаловали. Да и чего это вы ко мне на вы-то? Маней меня зовут, и лет- то мне всего девятнадцать как третьего дня исполнилось.
— Вот это сейчас и отметим, — потеплел от девичьих слов Поплавков и развязал болтавшийся у него за спиной солдатский сидор.
— Погодите вы, чего на ходу-то. В комнате вон все по-людски. Стол, стулья, кровать, — при упоминании о последнем предмете мебели девушка густо покраснела, чего Аким тактично предпочел не заметить.
Он разложил на большом дубовом столе деликатесы в виде шматка сала, буханки немного отсыревшего, но все еще ароматного черного хлеба и двух стеклянных банок — липового меда и черной осетровой икры. Первую он купил у чистенькой кукольной старушки на каком-то полустанке; вторую попросту отобрал у астраханских контрабандистов прямо в поезде. Контрабандисты были везде и всегда, но эти попались без чутья. Пытались Поплавкова на гоп-стоп взять, но поняли свою ошибку вовремя, потому живы и остались. Икрой только пришлось поделиться. Делились быстро и почти с искренней радостью.
К деликатесам добавился черный чай в холщовом мешочке и небольшая головка сахара.
У Мани нашлись старинные стаканы в серебряных подстаканниках, серебряные же тарелки, ложки, вилки и ножи с загадочной монограммой «ВТ».
— Брат в восемнадцатом где-то реквизировал. Хоть вот гостя по-человечески встречу.
— Ты, Мань, мне тоже не выкай. Возраст мой тебе знать не надобно. Сколько дашь — все мое. Звать меня можешь Егором. Приглашай к столу,