— Подожди, Маргош, не горячись! — пришел на помощь своей воспитаннице Синицын. — Ты же понимаешь, что сейчас важна каждая деталь…
— Скажите, Пять ноль, а вы случайно не знаете, почему эта фотография оказалась так дорога вашему бойфренду? — Шуранова как ни в чем не бывало смотрела на Марго.
Вся прилившая было к щекам Марго кровь теперь отлила от ее лица. Марго побледнела от еле сдерживаемой ярости.
«Чертова Барби! — мысленно выругалась про себя девушка. — Что она себе позволяет?! Если бы не ее полковничьи погоны…»
Что было бы тогда, Марго не придумала и вместо этого лишь произнесла ледяным тоном:
— А почему вас интересуют детали моей личной жизни? — Марго была не на шутку возмущена и в первую очередь наглым спокойствием полковника.
— Потому что я хочу помочь агенту, точнее, еще даже не агенту, а кадету, который оказался заброшенным в неизвестное нам время против собственного желания и к тому же без транспортера.
В кабинете повисла пауза. Марго переводила взгляд с одного собеседника на другого, тяжело дыша. Наконец до нее дошел весь ужас сложившейся ситуации.
— Так вы не знаете, куда вела эта дверь, этот портал?! — Внутри у нее как будто что-то оборвалось.
— Пока нет, но уже догадываемся… — невозмутимо ответила Шуранова. — И найти вашего бойфренда нам помогла именно эта фотография.
Шуранова вдруг поднялась.
— Кстати, Борис Борисович, попросите, пожалуйста, машину… Я хочу, чтобы мы еще раз подъехали к этому месту… Пять ноль, вы поедете с нами.
Глава пятая
Миледи
Дмитрий скорее почувствовал, нежели услышал, как в замке потайной двери повернулся ключ. Не успев придумать ничего лучшего, он в мгновение ока вновь оказался в кровати под одеялом. Притворяться спящим было не просто — сердце билось так, что, казалось, готово было выскочить через уши. Из-под полуприкрытых ресниц он увидел, как в комнату вошла Ленка в сопровождении незнакомца. Несмотря на то что Сайрус назвал ее «Ольга Александровна», про себя Дмитрий продолжал называть ее так, как называл в Нью-Йорке. Во-первых, пусть и призрачный, но все же это был мостик, который связывал его с реальностью, а во-вторых… мысль, что тобой все это время банально манипулировали, как полным придурком, была просто невыносима.
Незнакомец оказался необыкновенно красив. В первую очередь внимание притягивали его глаза — большие и настолько бледно-голубые, что казались почти бесцветными. Заглянув в эти глаза хоть раз, уже было сложно отвести взгляд.
«Цвета замерзшей морской воды», — подобрал сравнение Дмитрий. При этом они были явно подведены, а холеные бледные щеки подрумянены. Волосы или парик незнакомца — «да, скорее всего, это парик» — были напудрены, но не сильно. Парик имел сзади косицу, перевитую черной бархатной лентой, а по бокам был украшен подвитыми локонами таким образом, что они на треть закрывали уши своего хозяина.
Одет красавец был необычайно ярко. Из-под камзола небесно-голубого цвета, расшитого по контуру серебряной нитью, выглядывал золотой парчовый жилет. Панталоны и белые чулки обтягивали его стройные ноги. На левом боку, на широкой, расшитой золотом перевязи висела миниатюрная шпага с тяжелой, украшенной алмазами золотой гардой.
«А ведь я, пожалуй, уже не в девятнадцатом, а в восемнадцатом веке…» — продолжая незаметно разглядывать вошедших, пришел к заключению Дмитрий.
Лена-Ольга, в отличие от одетого как на парад спутника, была в неглиже. Ее пеньюар цвета «бедра испуганной нимфы», как говаривали в те времена, казалось, сам по себе парил вокруг фигуры, держась только на роскошном бюсте и на «честном слове». Но на этом пикантная небрежность ее туалета заканчивалась. Волосы Лены были собраны в высокую прическу, кокетливо украшенную букетиками цветов и перевитую жемчужной ниткой.
Вошедшие на мгновение остановились у входа, присматриваясь к замершему в постели Дмитрию. По каким-то неуловимым признакам, которые он и
