отмахивались. Хотя лично Дмитрию все эти предположения казались вполне имеющими право на существование. Но на то он и был первокурсник.
По странному стечению обстоятельств, а может быть, наоборот, по тонкому расчету Академия ФСВ располагалась в здании Морского корпуса, одного из старейших российских высших военных учебных заведений. Дмитрий видел в этом даже некий перст судьбы. Единственное, о чем он жалел, что когда в 1820 году, будучи в Русской Калифорнии, сидел у племенного костра индейского племени кашайя с лейтенантом российского флота Завалишиным, не мог тому похвастаться, что они были «однокашниками»; Дмитрий учился в том же учебном заведении, что и Завалишин, только двести лет спустя.
Понятное дело, что в Морском корпусе никто и понятия не имел о существовании этого необычного курса. Академия Времени ведь только называлась этим гордым словом — академия. На самом деле «хроников», как сами себя окрестили курсанты, было не более сорока, примерно поровну курсантов и курсанток. Самым приятным для Дмитрия оказалось то, что студенты были почти всех возрастов. Последнее время Дмитрий стал ревниво относиться к своему возрасту. Физически он его никак не замечал, но, глядя на Марго, немного комплексовал, понимая, что мог бы вполне сгодиться ей в отцы. Конечно, Марго и не догадывалась, какие мысли блуждали у ее возлюбленного. Как правило, женщины перестают замечать разницу в возрасте ровно с того момента, как «он» становился «их» мужчиной. Так уж, по-видимому, запрограммировано природой.
В большинстве курсантов безошибочно угадывались люди с военным прошлым. Есть какие-то неуловимые признаки, которые мы обычно называем военной выправкой. Они остаются в человеке навсегда, и скрыть их сложно даже от постороннего наблюдателя. Но были среди курсантов и явно гражданские — начиная с юнцов, неизвестно как попавших в академию, и заканчивая двумя дамами, которым, как казалось Дмитрию, было даже за пятьдесят.
Распространяться о своем прошлом в академии было не принято. Служба, или, точнее, служение, к которому готовили себя курсанты, не подразумевала свободного общения с «внешним миром». Каким-то шестым чувством Дмитрий понимал, что каждый из его сокурсников, так же, как и он, попал в академию не случайно, и возможно, тому тоже предшествовали какие-то свои чрезвычайные обстоятельства.
К тому же практически в первый день кадетам объяснили, что каждый из них проведет в этих стенах отпущенное только ему время и что срок их пребывания в академии решается совсем в другом месте. И в то время, пока они изучают положенный каждому предмет или курс, там — дальше палец обычно указывал вверх — их тоже очень внимательно изучают. Первый приказ, который они получили и который был негласным законом академии, — прекращение каких-либо дискуссий и обсуждений индивидуального опыта каждого.
Да и когда это было обсуждать? Всех или почти всех курсантов вместе собирала одна-единственная лекция — это «практическая история», на которой в отличие от обычного курса истории упор делался не на хронологический или политический аспект, а на социальную антропологию. Да еще физическая подготовка — кадетов обучали владению всеми видами холодного оружия и верховой езде.
В определенном смысле Дмитрий и Марго находились в привилегированном положении. Они были «парой», и потому в будущем, а вернее, в прошлом, им предстояло вершить совместные дела. К тому же оба были прикреплены к группе полковника Синицына. Хотя даже у них были разные «лабораторные» занятия, подразумевавшие практическое освоение пройденного материала. Кстати, только по этим занятиям и можно было хоть как-то судить о том направлении, к которому их готовили. Поначалу Дмитрия немного раздражало, что эти разовые задания им приходилось выполнять по отдельности. Но потом не только смирился, но даже пришел к выводу, что так, может быть, даже лучше. Не нужно было беспокоиться о близком тебе человеке в ситуации, как правило, приближенной к экстремальной. Проблем и так хватало.
К тому же их разлуки, как правило, были недолгими. Это там, по ту сторону портала, события, требующие их присутствия, могли тянуться дни или даже недели. А в современность «хронисты» возвращались приблизительно в то же самое время, в которое и покидали. Таким образом, их «отлучки» были практически незаметны.
Глава четвертая
Операция «Операция»
По лестнице прямо на Егорова поднималась девица с небольшим подносом, на котором стояли четыре кружки с вином. От поэзии Егоров был далек. Сбитый войной и походами, склад его ума был достаточно практичен. Как и полагалось, он, конечно, верил и в Бога, и в нечистого, но более всего — в предначертание судьбы. Рано или поздно любой солдат, прошедший через множество сражений целым и невредимым, даже будучи, как Егоров, весьма далеким от того, что через много лет назовут мистицизмом, приходил к подобному осмыслению сути вещей.
