Бугай уже зашевелился на набросанных матрасах, утробно рыча и явно пугая свою жертву. Я же, скользнув к нему, пробил по почкам, а потом нанёс несколько молниеносных ударов. Теперь у того яйца всмятку, напрочь опущены почки и печень. Взяв так удачно попавшуюся ножку от стула, я забил её ему в задний проход. Намёк, думаю, ясный. Я вообще насильников не любил, особенно таких. Попинав ещё некоторые время безвольное и бессознательное тело, я протянул руку забившейся в угол девушке.
— Новенькая, что ли? Пошли в столовую, поедим, а то очень есть хочется.
Та несмело взглянула на меня и оперлась на мою руку.
Я велел ей отряхнуться и привести себя в порядок.
— А он? — вдруг спросила она, кивнув на бугая.
— Тебе его жалко?
— Нет, — замотала она головой.
— Не волнуйся, насиловать он теперь никогда не сможет. Я отбил ему всё, что только можно.
— А тебе за это ничего не сделают?
— Вряд ли, тем более бить я умею, поверь, синяков у него не будет, ну а то, что внутренности в фарш превращены, извините, я-то тут при чём? Да и ножка от стола — может, он любитель? Ладно, идём.
Когда мы вышли, то, как назло, наткнулись на Люську Говорунью. Пипец, теперь весь детдом уже через пять минут будет знать, что я себе пассию нашёл. Эту комнату ведь и парочки используют, можно сказать, единственное укромное место. Уж сколько директор пытался это дело прикрыть, ничего не помогало, всегда находили тёмные углы. Поморщившись, я повёл новенькую к столовой.
— Давно у нас? — поинтересовался я у блондинки.
— Пять дней уже.
— Не повезло тебе. В Москве, наверное, самый худший детдом — это наш. Я других таких не знаю. Беспредельщики сплошные. Есть, конечно, ребята нормальные, но они в банды сбились, к себе мало кого принимают, а на всё, что творится не в их стаях, им плевать.
— А тебе?
Мне тоже плевать, тут всем на всех плевать. — Повернувшись к девчушке, глядя прямо ей в глаза, я сказал: — Ты можешь стать кем сама захочешь, но всегда в любой ситуации оставайся человеком. Не скотиной или тварью подзаборной, а человеком. Иначе у тебя не жизнь будет, а выживание.
Девчонка шла задумчивая, а нам навстречу двигались группками и одиночками те, кто уже пообедал. Взяв на поднос всё, что подавали, первое и второе, мы прошли к свободному столику. Немного грязный, но я его протёр салфеткой. Сели мы вместе. Остававшиеся ещё в столовой девчата это быстро приметили.
— Тебя как зовут-то?
— Яна.
— Хм. Одна попала или брат-сестра есть?
— Одна, — совсем тихо прошептала она.
— Ясно, тебе тут ещё лет пять жить, одиночкам трудно, мне в первое время трудно было. Лучше к кому-нибудь присоединиться. Соседки кто?
— Две сестры Орловы и татарка Айгуль.
— А, так нормальные девчонки. Как у тебя с ними отношения?
— Пока никак.
— Проверку, наверное, на стрессовую устойчивость устроили. Бывает. Вот что, у меня старый кастет остался, мне уже не подходит, потом отдам. Учись бить, уверенно и не раздумывая. Тебе сколько?
— Четырнадцать.
— Я думал меньше, выглядишь моложе. Тут рядом секция айкидо, там есть женская группа, мастер — женщина, Валей зовут, договорюсь, возьмёт тебя, она мне должна, не откажет. Там девчата нормальные, ссоры бывают, но без злости. Легче будет. Треть там из наших, детдомовских.
— Спасибо.
— Ты ешь-ешь, не отвлекайся.
Заметив, что в столовой появился директор, я напружинился. Он-то мне и нужен. Когда директор наполнил свой поднос, а в столовой у нас действительно было отличное питание, я махнул рукой, привлекая к себе внимание:
— Валентин Олегович, присаживайтесь.
Без особых колебаний тот подошёл к нам и поставил поднос на свободное место стола. Обычно преподаватели стараются всё же держать некоторую дистанцию между воспитанниками. Директор в принципе этого тоже придерживался, но сейчас осталось мало детей в столовой, так что спокойно сел к нам. Так как мы только-только одолели первое, так что пожелали директору приятного аппетита и приступили ко второму блюду. Когда допивали компот, директор посмотрел на меня и поинтересовался:
