моста двадцать миль. Значит, погиб. Лады. Я сидел в бандане, прятал свои рыжие космы. Хороший у меня загар, для Луизианы подходит, да и оброс я за последние недели, ножом сам отрезал лишнее, всё это будет в тему, вполне уложится в картину.
Весь полёт я проработал с нутом. На аэродроме после опроса — местных удовлетворило, что я несовершеннолетний и документов не имею, главное — плачу, — заправили этот же самолёт, и мы полетели к Луизиане. Через пять часов были на месте. Пилот совершил посадку ночью на ту самую реку, в которую свалился автодом Дэвисов.
Самолёт улетел, я расплатился полностью, а дальше дело техники. До Батон-Руж было километров пять, я их за час пробежал, не очень и напрягаясь. Переоделся в более-менее приличную одежду, единственную из своих запасов, но сильно поношенную, после чего проверил, что спасатели наконец свернули работы и тело Алекса не найдено, и направился прямиком в полицейское управление.
— Тебе чего, парень? — спросил офицер, находившийся в большом, хорошо освещённом помещении. Рядом больше никого не было.
— Я Алекс. Алекс Дэвис. Мы с родителями попали в аварию. Я плохо помню, что случилось, упал в воду, потом удар. Видимо, память потерял, бродяжничал, рыбу ловил, прямо на берегу реки спал. Встречал людей, они меня одели, с вещами помогли. А недавно я споткнулся, упал, снова ударился головой и вспомнил, кто я и что случилось. Я добрался до города и сразу пришёл в полицию.
Для демонстрации я поднял прядь волос на лбу и показал ссадину и шишку, результат удара. Я её ещё в самолёте сделал, пока летели. Долго ли умеючи. Полицейский, видимо, был в курсе поисков, часть сил задействовали из их города. Так что проверил информацию по компьютеру, сличил фото, это я понял потому, как он бросал оценивающие взгляды на меня и на экран монитора, и тут же стал связываться с соответствующими службами. Правда, его быстро послали, глубокая ночь, и велели перезвонить утром. Хотя те службы, где были такие же дежурные, информацию приняли.
Пока тот меня оформлял, вышел ещё один офицер, судя по нашивкам на рукаве, сержант. Узнав, в чём дело, он покивал и велел отправить меня в камеру. В том смысле, что всё равно спать до утра мне негде. Дали одиночную, но спать, когда все остальные клетки видно, не совсем приятно, но мы — детдомовские, нам всё привычно. Дверь оставили открытой, чтобы я в туалет мог ходить. Поставив рюкзак рядом с койкой, я сходил умыться и уснул на шерстяном одеяле койки.
А утром на полицейское управление налетел такой шквал людей, что я с трудом это выдержал. Самое главное, что я вычленил в этом гвалте, — это то, что мне поверили. Теперь я американец в седьмом поколении. Отлично.
— Привет, Эдвард, — поздоровался я, входя в автомастерскую. — Новая тачка?
— Клиент платит за срочность, — высунулся из-под старого «бьюика» девяностых годов седой пожилой негр в рабочем комбинезоне с именем «Джо», вышитым на груди. — Так что давай переодевайся и залезай под машину.
У Эдварда я работал уже год, с тех пор, как меня привезли в этот городок, чтобы передать с рук на руки единственной родственнице, сестре матери, моей родной тётке Магде. Так как я уже слился с личностью Алекса, то тётку считал своей родной. Так проще относиться ко всему вокруг, легче вживаться в роль.
Когда год назад я пришёл в полицейское управление и меня «воскресли», шумиха, конечно, была, но я отказался от общения с прессой. Лишь дал одно интервью, мэр очень просил, стараясь не мелькать личиком. Описал, что со мной случилось, как выживал, как снова вернулась память. В общем, трагическая история. Поблагодарил всех, кто искал меня, кто нашёл тела семьи и похоронил их. Меня хотели отправить обратно в Калифорнию, но домой, в двухэтажный особняк я возвращаться отказался. Тогда меня отослали к тётке. Той, похоже, было всё равно: махнула рукой, пусть живёт. Всё имущество родителей было переведено на меня, тётка — опекун. Дом заколотили, будет дожидаться владельца, две машины в гараже, дом на сигнализации. Счета имелись, но ими могла распоряжаться тётка. Да мне пофиг, пусть тратит, главное, не лезет в мою жизнь и ладно.
Женщина она вообще интересная была. Тоже рыжая, как «мама», ну и как я, одевалась опрятно, старалась следить за собой, но была законченной алкоголичкой. И забота о её небольшом особнячке была на мне. Мол, если приняла, то давай, хоть какая-то будет от тебя польза. Не говорила, она вообще молчунья была, но в принципе и так понятно.
Я чуть позже узнал, отчего она спилась. Оказалось, мой отец был её парнем, любила его как кошка, а тот к её младшей сестре ушёл, влюбился. После свадьбы молодые уехали на побережье и там жили, отец прилично стал зарабатывать, недавно кредит за дом закрыли, ну а тётка пристрастилась к спиртному. Ранее она работала здесь на частном аэродроме, диспетчером, но потом её уволили, за те же пьянки. Теперь работает там же, но уборщицей. Сапожник без сапог, у уборщицы дом как свинарник. В такой я к ней и приехал. Она все деньги только на выпивку и тратила. Но мужчин в дом не водила, вообще от них шарахалась, странная какая-то, на меня смотрела как на пустое место. Правда, я о ней заботился. Обеды и ужины готовил, она ела, уже привыкла, придёт с работы, ужин ждёт, а обеды с собой брала в пластиковых контейнерах. Дом засверкал чистотой, всё на месте, всё отремонтировано, машину, которая в гараже стояла и которую тётка пять лет не трогала, я привёл в порядок. Только вот езжу на ней редко, прав-то нет, а городок маленький, полицейские меня знают. Особенно один из них, женского пола, уже раз пять не без удовольствия отработал за езду без прав.
Скажу честно, мне даже как-то любопытно было вливаться в чужую жизнь чужой страны со своим менталитетом. Изучать её, вживаться, пробовать новое, и мне пока это всё не приелось, интересно даже по прошествии года. Сейчас был октябрь восемнадцатого года. А президент в своём кресле ещё держится, да и волнения, марши протестов в последнее время стал подавлять жёстко. Надоели ему разные дегерасты.
После того как я поселился у тётки, меня устроили в школу, социальные службы помогли. В первое время всё непривычно было, тяжело, а потом
