Песен Боре оказалось мало, он создал отряд ополчения «Орел». Одного взгляда на сброд, записавший в батальон и крутившийся вокруг, было довольно, чтобы убедиться в совершенной безнадежности затеи. Очкастые задохлики, малолетние истеричные дуры. Особую статью составляли буйно помешанные, считавшие себя язычниками, они подвязывали немытые космы вышитыми ленточками, носили какие-то вычурные косоворотки и по любому поводу норовили завести беседу о древнем величии, славянских рунах и прочих перунах. Даже мой прапорщик Меленчук, а он был великий в своем роде человек, опустил бы руки, доведись ему делать из этого сброда солдат.
Не то что с боевым опытом, а даже просто отслуживших было два-три человека, не больше. Боря уговаривал меня стать у них кем-то вроде инструктора, и я согласился. Согласился, потому что Боря попросил, согласился, чтобы показать ему весь идиотизм и нелепость затеи.
К концу лета все было кончено, Москва превратилась уже в огненное озеро, и мама…
Мама сопротивлялась уговорам перебраться ко мне насовсем. Ей мнилось будто она мешает сложиться моему семейному счастью. «К твоему богатству детишек бы еще», — говорила она.
В то время из богатств у меня водилась трехкомнатная квартира в доме начала века, недавно купленная со всем содержимым, включая чайные ложечки. Квартиру эту дядя Миша подарил своей пассии, грудастой хохотушке-блондинке. Кто-то из них остыл, пассия выходила замуж и избавлялась от изобличающего. В общем, скидку на конфиденциальность отчасти уравновешивал налет сибаритства и порока. Мама, впрочем, вряд ли замечала эти тонкости, ее девственное воображение поражали нехитрые блестки комфорта вроде пальм в лифтовых холлах, подземного паркинга и бильярда в вестибюле. Мама все старалась сбежать домой, выдумывая дела, приближала внуков, наверно.
Бомба накрыла соседнюю воинскую часть ракетчиков, ветер дул неудачно, и наш городок накрыло облаком. Мамы не стало.
Мы встречали их на Пулковском шоссе. В обычном густом потоке машин заметную долю составляли осколки исчезнувшей уже армии. Техника, везущая на броне гроздья солдат, грузовики и легковушки, заполненные людьми в форме. К нам прибился пяток ребят на потрепанном и закопченном БМП, потом танк, Т-90, кажется, тягач подтащил 100-мм противотанковое орудие с десятком снарядов. Парни были ошалевшие, грязные, в разномастном камуфляже, они сами ничего не знали, только материли начальство и пересказывали, каждый свои, невозможные слухи.
Шоссе как-то разом опустело, только редкие машины испуганно и торопливо проскакивали неожиданно свободную дорогу. Потом появились они. Первая волна шла нагло, как на параде, без охранения, без разведки, без ничего, как будто все уже кончено. Фугасы удачно заперли колонну на виадуке, они выскакивали из подбитых машин, выкрашенных в дурацкий песчаный камуфляж. День выдался поразительно теплый для второй половины августа, многие были даже без бронежилетов. До сих пор странно, не могла же их броня обходиться без кондиционеров? Они метались в растерянности, словно пьяные или контуженные. Это был какой-то чертов тир, а не бой.
Когда все кончилось, ребята помешались от радости, будто бы войну уже выиграли. Только что тряслись и не умели вставить магазин, а тут ощутили себя непобедимыми войнами. Даже я как-то поддался эйфории, ну и сразу отхватил свое. Мы собирали оружие и добивали раненых. Да, добивали, герои такое в мемуарах не пишут, но нам некуда было их девать. Один из дронов ожил, никто тогда ни хрена не понимал в этих дронах. Ожил и засадил по мне и еще одному парню, солдатику. Я так и не узнал, как его звали. Солдатику в голову, а мне под лопатку, ничего броник не помог, прошило насквозь, застряв в передней пластине.
Ясно было, что нам просто повезло, как в лотерею выиграли, что через несколько часов они подведут свою махину и размажут нас к чертовой матери. Я пытался объяснить Боре, но у меня только кровавые пузыри лезли, да и не слушал он меня. Похлопывал по руки, нежно так, и успокаивал. Меня… меня, блин, успокаивал! Дескать, залатают, все будет путем, только молчи. Хотел я ему в ухо дать, чтоб заткнулся, но и того не смог.
Приехала скорая. В этом балагане, словно ничего особенного не происходило, продолжали работать скорые, и офисы, и торговые центры. По нездешнему высокому небу плыли роскошные мультяшные облака, и солнце плескалось в окнах высоток. После укола я очнулся только на следующий день, навсегда оставшись с привкусом несовершенного предательства. Оставить их одних было все равно что бросить пятилетних детишек в лесу. Мы вместе пришли и вместе должны были уйти или вместе остаться. И жениться на его жене тоже было нельзя.
«Орел» оказался в точности таким, как я и представлял. Полуподвал в глухом переулке с грошовой арендой. Чтобы проникнуть внутрь, нужно было акробатически протискиваться вдоль стены мимо титанической лужи, широко разлитой на разбитом тротуаре. Дождя, заметим, не было уже неделю. Напротив закрытого гардероба стену занимал умело нарисованный безголовый орел, по шеям на грудь стекала кровь. Для слабоумных вокруг вилась ленточка с Бориным «моему орлу срубили головы». Строка была из гимна «Орла», третей по полярности его песни.
Грубо сколоченные столы, случайные, тщательно подобранные, разномастные стулья и диваны, невысокая эстрада в углу. На стенах постеры с Борей, естественно, та самая фотосессия, сделанная за пару дней до боя на Пулковском. Боря с гитарой, Боря смеется, Боря прикуривает от горящей ветки, Боря стреляет из пулемета, Боря чистит разобранный автомат. Та девчонка едва уговорила Борьку на эти съемки, для пропаганды нашего дела, как она говорила. Девочка стала тетенькой и все еще процветает, кормясь с этих снимков.
На фотографиях Боря был в тельняшке и парадном ватнике. В те дни он был одет или так, или в какой-то немыслимо модный камуфляж, и весь был обвешан сверхсовременной военной амуницией. Половиной Боря едва умел пользоваться, а другая половина была просто бессмысленным хламом. Производители армейского снаряжения здорово наживаются, продавая брутальный мусор теоретикам-любителям.
Все это странно смотрелись с его тонким носатым лицом, которому очень бы пришлись очки в тонкой металлической оправе, не избавься Боря от
