покрывали лозы, но их постепенно сменяли бриттели, имеющие форму плоских тарелок для защиты от стихии, со стеблями, которые расползались навстречу солнечному свету.
Виндль фыркнул, спустившись на землю рядом с Лифт:
– Культивации почти никакой. Право, никакой это не сад. Тому, кто поддерживает здесь порядок, следует сделать выговор.
– А мне нравится. – Лифт протянула руку к спренам жизни, и те засновали над кончиками пальцев.
В саду было людно. Одни появлялись и исчезали, другие слонялись без дела, третьи просили подаяния. В городе ей не часто попадались попрошайки; похоже, существовали некие правила насчет того, когда и как можно попрошайничать.
Лифт остановилась, уперев руки в бока.
– В Азире и Ташикке любят все записывать.
– О, безусловно. – Виндль крутился около лоз. – М-м-м. Да, госпожа, эти лозы хотя бы плодовые. Не все так плохо, не все тут наобум.
– И они любят информацию, – продолжала Лифт. – Любят торговать ею друг с другом, так?
– Безусловно. Это самобытная черта их культуры, как говорили ваши наставники во дворце. Вас там не было, я слушал вместо вас.
– Писанина бывает важной, по крайней мере, для тех, кто ее пишет. Но что они потом с ней делают? Выбрасывают? Сжигают?
– Выбрасывают? Лозы Матери! Нет, нет, нет. Ничего нельзя просто так выбрасывать! Это еще может пригодиться. Я бы нашел для записей безопасное место и хранил их в неприкосновенности на случай, если они понадобятся.
Лифт кивнула, сложив руки на груди. Здесь так же ко всему относятся. Этот город, где все только и делают, что всё записывают, а потом постоянно предлагают купить идеи... что ж, в некотором смысле это место похоже на целый город Виндлей.
Мрак приказал своим охотникам найти того, кто совершает странные дела, потрясные дела. А в этом городе записывают, что дети ели на завтрак. Если кто-нибудь заметит нечто странное, то непременно запишет.
Лифт пробежалась по саду, касаясь лоз босыми ногами. Лозы убирались прочь. Она вскочила на скамейку рядом с намеченной целью – пожилой женщиной. Верхняя часть ее коричневой шиквы была обернута так, что виднелось накрашенное лицо и аккуратная прическа.
Женщина тут же сморщила нос. Ну уж нет, Лифт купалась с неделю назад в Азире, с мылом и всем, что полагается.
– Кыш! У меня нет для тебя денег, – брезгливо помахала женщина пальцами. – Кыш! Пошла прочь.
– Мне не нужны деньги, – заверила Лифт. – Я хочу заключить сделку. За информацию.
– Мне ничего от тебя не нужно.
– А мне и дать нечего. У меня это хорошо получается. Я уйду и ничего вам не дам. Просто ответьте на вопрос.
Лифт неподвижно ссутулилась на скамье, потом почесала зад. Женщина завозилась, словно собралась уходить, и Лифт наклонилась к ней.
– Ты не соблюдаешь предписания для попрошаек, – возмутилась женщина.
– Я не прошу. Я торгуюсь.
– Хорошо. И что ты хочешь знать?
– Есть ли в городе место, куда складывают всю писанину для сохранности?
Нахмурившись, женщина указала вдаль, на похожее на холм сооружение в центре города. Оно было таким большим, что возвышалось надо всем вокруг и даже выглядывало за стены-расселины.
– Что-то наподобие Верховной Дирекции? – спросила женщина.
Моргнув, Лифт склонила голову набок.
Женщина не упустила возможности перебраться в другую часть сада.
– Это все время было там? – поинтересовалась Лифт.
– Э, да, – ответил Виндль. – Конечно.
– Правда? – Она почесала затылок. – Хм.
12
Лозы Виндля взвились по стене переулка, и Лифт полезла наверх, не беспокоясь, что привлекает лишнее внимание. Перебравшись через край стены, она оказалась на поле. Фермеры посматривали в небо и ворчали. Времена года сошли с ума. Дождь должен был лить не переставая – скверное время для посадки растений, так как вода вымывает семенную пасту, однако вот уже много дней сухо: ни бурь, ни дождя.
Лифт шла мимо фермеров, размазывающих пасту. Из нее прорастут крошечные полипы, которые в конце концов достигнут размеров большого булыжника и до отказа заполнятся зерном. Если это зерно раздавить, не важно, руками или во время бури, получится новая паста. Лифт постоянно
