— Чей?
— Госпожи Розалины.
Я не смогла держать удивленного вздоха. Эта дама мне никогда не нравилась, но не до такой же степени.
— За что? Что она сделала?
— Господин Коротов утверждает, что она была его подельницей в незаконных операциях. Эта уважаемая дама подделывала подпись своего супруга на важных документах, а также без разрешения использовала его личную печать.
— Коротов? — нахмурилась в ответ. — Но он же мертв.
— Кто вам сказал? — насмешливо парировал тот. — Конечно, его состояние далеко от идеального. Но он… пожелал сдаться.
— И что же его заставило так поступить?
— Стремление выжить.
Ничего произнести я не успела. Внезапно раздался возглас, заставивший меня забыть обо всех интригах, о Даре, обо всем на свете:
— Миа!
Бледный, с темными и такими страшными тенями под глазами, словно он не спал несколько ночей подряд, Ирбис стоял, прислонившись здоровым плечом к металлической ограде. Его кожа казалась синюшной, и было видно, что ему тяжело не то что стоять, дышать. Похоже, парочку ребер Коротов ему все-таки сломал. Три страшные алые полосы, следы от острых когтей, пересекали левый висок, скулу и щеку. Правая рука была перевязана и прижата к телу. Серые глаза слегка затуманены от боли и воздействия зелий. Но при всем при этом это был мой Ксандер.
— Ирбис, — прошептала одними губами и, ничего не видя перед собой, зашагала ему навстречу.
А после замерла в полуметре от него. Расширенными глазами замечая новые детали — уродливый кровоподтек на шее, небольшой синяк на подбородке, ссадины на здоровой руке. Как же мне хотелось коснуться его, прижаться всем телом, но я боялась, что каким-нибудь неосторожным движением причиню ему еще большую боль. На нем же живого места нет. Поэтому и стояла, едва сдерживая слезы, и просто смотрела.
— Привет, — улыбнулся он, а взгляд стал таким теплым и ласковым, что у меня перехватило дыхание.
— Привет… Ты… живой… Как ты? — я так и не смогла подобрать слов, чтобы передать те чувства, что бушевали внутри. Все слова казались пустыми, глупыми и совсем ненужными. — Очень больно?
— Не очень.
Улыбка все еще не сходила с его лица, когда, медленно подавшись вперед, барс коснулся пальцами моей щеки, нежно провел ладонью, обрисовывая контур лица, после обхватил шею и неожиданно сильно, но мягко притянул к себе.
Это был не поцелуй, лишь мимолетное прикосновение губ. Но неловкость и страх исчезли, оставив лишь тепло и щемящую нежность, воскрешая события прошлой ночи, когда между нами не было недомолвок и ненужных слов. Лишь только мы двое и чарующая магия сумрака.
Замерли, соприкоснувшись лбами, и молчали, наслаждаясь таким необходимым мгновением покоя и счастья. И просто осознанием, что живы… что вместе.
— Эй, — шепнул мужчина, ласково целуя в висок. — Все закончилось. Я жив и почти здоров.
— Ты мог погибнуть.
— Не мог. Только не сейчас, когда мне впервые есть ради кого жить… Узнала о брате? — выпрямляясь, спросил он.
— Одичавший с таким именем в Долину не приходил, — вздохнув, ответила ему. Его последние слова эхом звучали в неожиданно пустой голове. — Я оставила сообщения. Остается надеяться, что Джек живет здесь под чужим именем.
Мне о многом хотелось его расспросить. Узнать, что именно он чувствует, даже, может, рассказать о своих чувствах. Но не здесь и не сейчас.
— Ты все правильно сделала. Как только что-нибудь будет известно, нам сообщат.
— Мам? — к нам приблизился Киан и привычно прижался, обхватывая ручками. — Дядя Ирбис, ты что, подрался, да?
— Привет, солнышко. Чуть-чуть, — усмехнулся он и подмигнул малышу, после чего слегка щелкнул его по курносому носу. — Но я выиграл. И теперь у меня есть настоящие шрамы. Хочешь, потом покажу?
— А можно? Но надо повязку сделать. Моя мама хорошо это делает. Да, мама?
— Да, солнышко.
— Сделаешь дяде Ирбису? А то ему больно.
— Хорошо, — улыбнулась сыну.
Странное ощущение. Сейчас, когда мы стояли втроем, меня не покидало чувство единения. Словно мы самая настоящая семья.
— Твоя мама все делает хорошо, — ответил барс, вновь переводя на меня взгляд лукавых глаз. — По-другому она просто не умеет.
Но хорошее имеет свойство когда-нибудь заканчиваться.
— Простите, что прерываю вашу идиллию, но вынужден распрощаться, — вмешался Дар. Издевательских ноток в его голосе не заметил бы разве что глухой. — Снежный, спасибо за службу.
