«Да, боль — это единственное, что может сломить волю живого существа. Будь-то телесные муки или душевные. Иди, человек, наш вожак, как ты успел заметить, не обладает долготерпением».
Хорох не ошибался — как только я появился у отстроенных загонов и клеток, Возгарь уперся в меня хмурым взглядом.
— Вы там что, травяной отвар хлебали и беседы вели?
— Нет, командир, верховный хорох давал мне указания.
Командир корпуса явно хотел сказать еще что-нибудь едкое, но, видно, вспомнил, какое испытание ждет меня, и лишь отмахнулся.
— Начинай. У других ничего не получилось. Ума не приложу, почему клювастый считает, что ты справишься.
На сей раз клетка для хидоя была железной, а ее содержимое внушало нешуточное опасение. Там помещался стандартный зверь с той лишь особенностью, что у него был купирован хвост. Похоже, кто-то из начальства решил, что это оружие слишком сложный атрибут для контроля у малоуправляемого зверя. Что ж, мне же проще. Хотя хидой даже без хвоста выглядел очень грозно.
Верховный хорох погрузил зверя в сон, но не очень глубокий. Хидой временами дергал мощными лапами и издавал прерывистый рык. Этот
— Ты долго будешь думать? — оторвал меня от созерцания голос Возгаря.
— Так, все, Вторак, хватит злобствовать. — Сотник Драган вновь пришел мне на помощь, уводя из-под удара начальника. — Если у него получится, то парень войдет в мой отряд, так что это уже мои заботы. Иди лучше займись своими делами. Уверен, их у тебя полный шлем.
Возгарь лишь фыркнул и, стремительно развернувшись, ушел к центру лагеря.
— Не хочу повторяться, но ты долго будешь думать? — повернулся ко мне командир роты хидоев.
— Извините, командир, но я еще не привык к виду хидоев.
— Привыкай, но только быстро, у нас очень мало времени. Либо утром ты поведешь своего зверя в атаку, либо он уснет вечным сном, а ты вернешься к обслуге.
— Утром мы пойдем в бой, — решительно сказал я и шагнул к клетке.
В голове закололо привычными искорками контакта, и я быстро «нащупал» «шар» контроля. Практически сразу рядом обнаружилось нечто, что мой мозг воспринял как еле теплый «куб».
Ну что, поехали?
«Или не стоит?» — тихо пискнул голос разума, но было уже поздно.
«Шар» контроля «ощетинился» яростью. Протяжный вой, наполненный болью и ненавистью, всполошил всех зверей в округе. Вой перешел в низкий рык, от которого задрожали прутья клетки.
Интересно, а насколько крепкой окажется эта конструкция?
Попытки «сгладить» ярость хидоя ни к чему не привели, и я перенес свое внимание на «куб», который постепенно становился теплее. Зверю было больно, но за яростью он этого пока не замечал.
Злость зверя хлестнула мой мозг словно плетью, заливая его уже моей собственной болью. Дико захотелось разорвать контакт, но я лишь крепче сжал зубы. Неожиданно воображаемый интерфейс мигнул, и я начал ощущать и, как мне показалось, даже видеть другие ментальные фигуры, окружавшие «шар» с «кубом». В наших учебниках говорилось о тонких настройках, но учитель управления мог объяснять нам все это только «на пальцах». Подобный уровень чувствительности был доступен лишь опытным поводырям.
Я повел себя, как обезьяна в кресле пилота самолета, — то есть начал тыкать во все подряд. Рык хидоя внезапно оборвался, а затем послышался глухой стук.
От удивления я открыл глаза и увидел, что зверь безвольно лежит посреди клетки.
Упс, похоже, я его парализовал. С другой стороны, это неплохо. Хидой лежал мордой ко мне, и в его маленьких глазках полыхала ненависть.
— Так, дружок, только давай без крайностей.
По ощущениям мелкие настройки воспринимались как затвердевшие на холоде комочки пластилина. Теперь попробуем их размягчить.
Свирепый рык ударил по ушам. Ага, похоже, голос вернулся, значит, есть повод успокоиться. Увы, эмоции зверя сгладить не удалось, поэтому пришлось вновь взяться за «куб» боли. Ментальный сгусток полыхнул жаром, и рев хидоя перешел в мучительный хрип. Пики ярости пошли на спад, позволяя превратить эмоциональный «шар» из «морского ежа» в обычного, а затем и вовсе в «каштан».
Немного сбив накал боли, я еще больше сгладил пики эмоций, но, как оказалось, это только полдела. Хидой все время норовил «ощетиниться» яростью, и от этого стремления его отвлекала только боль. Меня подводило отсутствие опыта, да и вообще понимание основ процесса. Интересно, почему хорох ограничился общими советами, или он не знал, как это объяснить? Последнее предположение имело право на жизнь — иногда умение что-то делать не гарантирует способности научить другого.
