– Судя по твоим рассказам, все проще простого. От станции я иду на северо-запад, оставляя церковь Стэнли по левую руку, и спускаюсь до поворота. Затем поворачиваю налево за стройплощадкой и вижу твое шале – белое, с зеленой отделкой.
– Все равно мне не нравится эта затея, – проворчал Эдвин. – В горы не идут в одиночку.
– Нет причин беспокоиться, я буду притормаживать на спуске.
Эх, если бы я серьезней отнесся к своим обещаниям!
Определить направление оказалось несложно. Слева от вокзала виднелся выкрашенный черной краской склад – один из ориентиров, которые назвал мне Эдвин. Я ненадолго задержался возле него, внимательно осмотрел склон. Спуск был крутой, но не слишком. Зато снег выглядел просто идеально. И не единого следа других лыжников. Справа, ярдах в ста от меня, темнели деревья, а дальше, почти на пределе видимости, угадывались очертания строящегося дома, за которым мне нужно было повернуть. Я проверил крепления, подтянул лямки рюкзака, опустил очки и покатил вниз.
Погода была превосходной, небо – чистым. Только на востоке виднелись темные тучи, несущие бурю к Атлантическому побережью. Лыжи легко скользили по чуть подтаявшему снегу. Склон понемногу набирал крутизну, я принял стойку и помчался вперед, осторожно разгоняясь и наслаждаясь ощущениями первого спуска в сезоне. Трасса не казалась сложной, и лыжи держали превосходно.
Через несколько минут я заметил впереди препятствие – большую кучу строительных материалов, покрытую зеленым брезентом и присыпанную снегом. До нее было далеко, я успел свернуть и обойти преграду. Все еще млея от первого спуска, я заложил крутой пижонский вираж. Обогнул стройматериалы на почтительном расстоянии, затем спрямил траекторию и снова сгруппировался, набирая скорость. Возможно, мне стоило внимательней смотреть по сторонам, но трудно было что-то разглядеть под свежевыпавшим снегом.
Лишь когда мои лыжи затряслись на гладкой бугристой поверхности, похожей на настил из тонких жердей, я понял, что попал в переделку.
Как потом выяснилось, это были пластиковые трубы, выгруженные здесь всего два дня назад и занесенные за ночь снегом. Они лежали на самом краю стройплощадки, и я наткнулся прямо на них. Но в тот момент я понял лишь, что очутился на твердом неровном участке и лыжи стали проскальзывать.
Возможно, все и обошлось бы, если бы я уже не начал новый поворот и не проехал по трубам под углом. Заледеневшие трубы были очень скользкими, хоть их и покрывал слой снега толщиной в дюйм. К тому же они не так долго пролежали на земле, чтобы вмерзнуть. В конце концов они разошлись подо мной, и я на полной скорости завалился на бок, задрав лыжи к небесам. Затем перекувырнулся несколько раз, пока не затих в мягком снегу.
Очухался я не сразу. Сказался шок от неожиданного падения. Поначалу вообще показалось, будто горы взорвались у меня под ногами. Онемело все тело, я не ощущал ни рук, ни ног, и это было очень плохо. Однако самым краем сознания я понимал, что когда онемение пройдет и появится боль, мне станет еще хуже. Я в самом деле сильно ударился.
Но пока я еще не чувствовал боли, а потому решил как можно скорее добраться до шале. Оставалось пройти всего несколько сотен метров вниз по склону. Я попытался встать, но тут же обнаружил, что правая нога совсем не держит, и снова повалился в снег. Ощупал ногу и понял, что подвернул стопу. Еще я заметил, что в нескольких местах разорваны саржевые лыжные брюки. А по куртке медленно стекала кровь. Судя по всему, я поранил спину чуть выше правой лопатки, где рюкзак не мог меня защитить.
Холода я пока не чувствовал, сильной боли тоже. Но ясно было, что медлить нельзя. Нужно добраться до дома и снять лыжные ботинки, пока нога не распухла.
Я решил взять лыжи и палки, а затем как-нибудь дохромать до шале, крыша которого уже виднелась вдалеке. Но из этой затеи ничего не вышло. Во- первых, я не мог подняться на ноги. А во-вторых, не нашел лыж. Вероятно, они лежали где-то выше по склону. Все, что у меня осталось, это лыжная палка и рюкзак за спиной.
Чуть ли не ползком я упрямо двигался к лыжному домику. Снег становился все глубже и глубже. Поначалу я чувствовал себя сносно, но вскоре выбился из сил. Небо потемнело, над Уайт-Маунтинс понемногу собирались облака. Левая нога невыносимо болела. Я оставлял за собой отчетливый кровавый след, но не мог точно сказать, откуда течет кровь. Чувствовал боль по крайней мере в полудюжине мест, но понимал, что не могу остановиться и осмотреть повреждения. Да и аптечки в рюкзаке все равно не было.
Последний участок пути до шале я преодолел на ногах. Точнее, прыгая на одной ноге и опираясь на уцелевшую лыжную палку. В небе появились предвестники непогоды – темные слоистые облака, которые древние скандинавы называли девами бури. Вслед за ними обязательно приходят ураганный ветер, метель или ливень. Ветер уже гудел над головой, когда я доковылял до двери и принялся искать ключи под поленницей. Эдвин не обманул. Ключи оказались там, где он и говорил, – под тяжелым дубовым чурбаком. Я отпер дверь и буквально затащил себя внутрь.
Это был небольшой уютный лыжный домик треугольной формы, обшитый березой и кедром. С двумя спальнями, просторной гостиной, кухней и ванной комнатой. Я стащил с ног ботинки и повернул рубильник возле двери. Он послушно щелкнул, но свет не зажегся. Эдвин обещал подвести к дому электричество до моего приезда, но то ли забыл, то ли просто не успел.
Оставалось надеяться, что с газом мне повезет больше. Шале отапливалось пропаном из собственного резервуара. Я убедился, что кран в исправном состоянии, и повернул его. Вскоре спасительное тепло разлилось по всему дому. Только теперь я почувствовал себя в безопасности и смог наконец заняться своими ранами.
Телефона в шале не было, но об этом Эдвин предупредил заранее. Я попытался снять брюки, но лодыжка так распухла, что у меня ничего не вышло. Не
