речушка, но Мэг меня туда не берет, всякий раз под благовидным предлогом отказывает. Думаю, она меня по-своему любит, потому и не хочет отпускать.
В этом городке русалкой быть несладко. Нет даже бассейна, чтобы потренироваться, хотя мне говорили, что я способная.
В те дни я только и мечтала, что об океане. А еще о том, чтобы сбежать отсюда, добраться до моря и там разыскать таких, как я.
Случись мне пожаловаться на тяжкую русалочью долю, Мэг, мачеха, неизменно отвечала, что нужно терпеть и благодарить Господа за его благодеяния. Не знаю, чем Он меня облагодетельствовал, кроме жабр и хвоста, от которых на суше никакого толку. Но Мэг говорит, что таков Божественный замысел, мол, придет время, и его суть откроется.
Раньше Мэг работала в Вудс-Холе, в океанографическом институте, пока огненные смерчи шестьдесят второго года не вынудили ее возвратиться на родину в Северную Каролину. Здесь она ударилась в религию, и даже череда новых катастроф, обрушившихся на страну, не поколебала ее убеждений.
Когда-то давным-давно она свято верила, что наука спасет человечество, но теперь возлагала надежды целиком и полностью на Всевышнего.
Душевной Мэг не назовешь, но иногда она была добрая. Однажды рассказала, как во времена незапамятные люди завидовали русалкам. По мне, завидовать тут нечему, и уж точно не в Пайни-Бьюте, а других мест я не знаю.
Все думаю, почему Эллисон и Грег, мои настоящие родители, позволили ученым сотворить со мной такое. Это ведь жестоко! Наверное, сказали: «Валяйте, сделайте из нее русалку, они сейчас в моде». Потом в Новой Англии разразилась эпидемия оспы, и они умерли, оставив меня на попечении Мэг, которая вместе с Лэсом переехала в этот тоскливый городишко вдали от моря.
Как оказалось, тот жаркий летний полдень, когда я смотрела футбол, ознаменовал новую катастрофу.
Вскоре пошел дождь. Сильный, с громом и молнией. Лил весь день, всю ночь и еще двое суток кряду. Настоящий летний ураган. Зародился он, похоже, в южных широтах, затем покрутился над Саргассовым морем, разошелся как следует и двинулся к побережью, на сушу, постепенно добравшись и до Пайни-Бьюта.
Все ринулись укреплять дамбы, защищавшие нашу низину. Тогда-то и случилась беда.
Меня оставили дома одну. Конечно, какой прок от русалки? Внезапно грянул выстрел. Потом дверь распахнулась, и в комнату ввалилась компания мужчин. Человек пять-шесть, неместные. Зловещей наружности, небритые, одежда в лохмотьях. Чужаки ворвались с винтовками, стряхивая воду с длинных сальных волос. Заметив меня, сгрудились вокруг.
– Так, и кто у нас тут? – ухмыльнулся один.
Другой заглянул в лохань:
– Глянь, у нее рыбий хвост. Будь я проклят, да это же русалка!
Они обменялись непонятными шутками, потом кто-то спросил:
– И чего с ней делать?
– Отвезем в Роли и продадим!
– Много за нее не выручишь. Уродцев сейчас полно кругом.
– Она же наполовину рыба! Вываляем в муке и зажарим.
– Лучше заберем с собой. Всадникам Дэвиса пора поразвлечься.
Я плакала, умоляла, но бандиты со смехом и непонятными шутками вытащили меня из лохани. Снаружи их поджидали другие, верхом на лошадях. Меня всучили од ному из конных.
– Кто это? – спросил бородач постарше, в надвинутой на лицо шляпе.
Штанина его комбинезона насквозь пропиталась кровью.
– Русалка, кэп!
– На кой черт она нам?
– Ребята хотят порезвиться. На следующем привале и начнем.
Вожак нахмурился:
– Совсем сдурели? За нами охотится половина национальной гвардии, а вам лишь бы девки.
– Мы же люди, кэп, потребности имеем. Да и потом, кто станет нас искать в такой дождь?
Кэп, судя по виду, был человеком серьезным. Казалось, он вот-вот велит подручным меня отпустить, но, верно, решил не портить отношения, тем более что был ранен в ногу. Любитель поразвлечься не собирался сдавать позиций и в случае отказа запросто мог учинить драку.
– Еду раздобыли? – изрек наконец главарь.
– Мешок кукурузы и пару цыплят, больше ничего, – откликнулся кто-то.
– Тогда по коням.
Меня перебросили через седло, точно мешок с зерном, и всадники помчались галопом. Я не знала, что со мной хотят сделать, но готовилась к худшему. Отряд несся под проливным дождем, от тряски меня вырвало. Мимо мелькали пологие лесистые холмы и долины. Потом дождь перестал, к полудню
