подобных людей невозможно: если умные правители хотят изменить жизнь в своей стране в лучшую сторону, они просто рубят таким людям головы.
— Ну вот же, вот! — кивнул я. — Чудесные инновации, за-ме-ча-те-ль-ны-е! Ты именно тот управленец для обширных земель Фрайтора, что нужен Престолу… А теперь — пусть нам дадут лошадей и выведут из лагеря. Престол хочет навестить гномов. Да, сын мой, у нас везде дела…
Он кивнул — молча, потрясенный. В своих фантазиях он уже примерял герцогскую корону.
Вместе с подопечными я подъехал к ставке сатрапа и предался в его руки.
23
Легче сидеть на тлеющих углях голым задом, чем пролеживать бока со связанными конечностями и заткнутым ртом между армиями, которые вот-вот пойдут в атаку.
Какая-то мелкая тварь заползла мне за шиворот и деловито спускалась по груди.
— Ы-ы-ы… — прогудела Крессинда, сдвигаясь ближе ко мне. Она без всяких усилий тянула за собой Монго, который — вот же черт! — приходил в себя на глазах. Грэмби дал ему хорошее лекарство: физиономия нашего наследника имела вид недоспелого помидора — нечто бледно-красное с быстро спадающей прозеленью, да и веки подрагивают, вот-вот очнется.
Рондина велела скрутить нас спина к спине, каждому в рот насовать тряпок и обвязать их веревками, чтобы даже перемолвиться словечком не могли. Месть оскорбленной женщины, блюдо, охлажденное до невозможности. Я, знаете, тоже ее связал, когда драпал от ее притязаний, а было это… ох, как давно это было: семь лет назад. Ну, иначе бы она меня остановила — чтобы женить. Головокружительный роман и скоропостижный брак в финале — нет, спасибо, я лучше убегу. Я еще подумал тогда — почему именно сильные женщины пытаются навязать мне свою волю? Неужели я настолько слаб? Или настолько правилен? Но Рондина не выглядела дамочкой, которой нужен мужик-мямля (кем я, разумеется, и не был), тем не менее она хотела повязать меня путами брака, так сказать, лишить воли и соединить с собой навек в земной… как ее там, забыл… Ну, примерно как графиня дар Конти.
Что же они во мне нашли?
Черт их разберет, этих баб… А уж если баба Боевая — то и вовсе мрак, немнота (помесь темноты и немоты) и неизвестность.
Позади меня была Имоен (старину Фатика преследовало ощущение, что к его спине привязали трепетную лань). Я задумчиво жевал кляп и, сопя, смотрел, как армия фундаменталистов выходит на позиции для атаки в жарком послеполуденном мареве.
— Ы-ы-ы! Ы! — подбодрил я отряд.
Крессинда прожгла меня взглядом. Кажется, она придвигалась, чтобы попытаться пнуть меня связанными ногами. Не слишком хорошая идея, поскольку каблуки ее сапог были со стальными подковками. Густые светлые волосы гномши растрепались, в них набился сор: пыль, комочки земли и трава.
— У-у-у-у! — провыл Грэмби, привязанный к Скареди и Альбо. Старый абортмахер тоже меня ненавидел. Ну, прости, дружище, за сломанную челюсть! Вот тебе слово: до последнего часа я буду каяться в этом грехе… Только закавыка в том, что жить нам осталось минут тридцать, не больше.
Мне адски хотелось почесаться.
Неподалеку от нас высился холм, покрытый цветущим разнотравьем, там летали шмели и порхали бабочки. На верхушке холма мирно покачивался в петле старой виселицы раздувшийся покойник — генерал Трауч. Зрелище не слишком приятное, ибо над его лицом как следует поработало воронье. С другой стороны — поучительное: вот, дескать, глядите, что бывает с теми, кто не справился со сложной математикой битвы. Бедняга, разве мог он знать, принимая командование армиями, что в прогнившем Фрайторе предатель гнездился на предателе?
Каюсь, и я сплоховал, решив идти к сатрапу.
Я попал к нему, назвавшись перебежчиком. Мол, вот вам я, вот те, кто вместе со мной унес ноги от фундаменталистов, извольте принять сведения высочайшей важности. Это сработало: меня и весь отряд проводили (а местами занесли) сразу в командный шатер, правда, отобрав оружие.
В шатре царил полумрак. И не было там пока еще Багдбора, не говоря уже о бароне; предводители фракций слишком медленно выстраивали на поле Хотта войска, словно надеясь отсрочить неизбежное.
Сатрап (Гритт, я так и не вспомнил его имя!) сидел за громоздким столом, расставив руки. Лет около шестидесяти, одутловатый и крупный, чем-то похожий на барона Кракелюра, с длинными полуседыми волосами. Неброская одежда, на груди — золотая пектораль с фигурами Чоза и младших богов — знак сатрапа и, одновременно, первосвященника Чоза Двурогого. В шатре теснилось еще несколько человек: капелланы в походных облачениях у низких стоек, где на бархатных подушках возлегали Невидимые Дары Чоза, трио патриархов — видимо, из тех, кто находился в оппозиции к Багдбору, и шестеро в вороненых доспехах — эти стояли, изучая карту за столом поменьше. Вид у всех странно-бодрый, словно и не готовятся к поражению… Странно. Еще один
