что она — подлинная принцесса из пограничного с Талестрой Одирума. Она говорила громче всех, а затем — я упустил зерно конфликта! — обозвала Валеску мокрой курицей и вцепилась ей в кудри.
Старина Фатик растерялся. Зато не растерялась Виджи. На все про все ей понадобилось несколько хлестких фраз и две пощечины, которыми она наградила Донни и Валеску.
Моя… кошка!
После завтрака мы двинулись к Зеренге и катили до самых сумерек. Я ехал и не думал о том, кого оставил за спиной. Мое оружие сыграло свою роль, и я старался забыть о нем поскорее.
Привал. Костры. Трапеза. Мои праведники снова мне ничего не сказали, но я был уверен — они собирались сказать мне что-то крайне важное и — исключительно неприятное для меня.
Однако — не сказали.
Может быть, скажут утром?
Ночью в фургон, где я устроился в гордом одиночестве (начальник похода может себе позволить диктаторские замашки), проскользнула Виджи…
31
Объятия…
— Фатик?
— М-м-м… да?
— Это он, шрам, который оставил тебе кроутер?
— Он, Виджи.
— Тот, к которому ты допускаешь только любимую женщину?
— Да.
— Фатик, можно, я…
— А ты точно этого хочешь?
— Можно?
— А разве эльфийки этим занимаются?
— Можно?
Я запустил пальцы в ее густые волосы.
— Да…
Она мурлыкала мне в ухо. Большая счастливая кошка, упрятавшая до времени свои коготки.
Я повернул голову. Мурлыканье тут же смолкло. Виджи приоткрыла один глаз, внимательно глядя на меня. В полумраке мне почудилось, что зрачок у нее и правда кошачий.
— Пожалуйста, помурлычь еще.
Кончик ее острого уха зарделся — я ощутил это под своими пальцами.
— Не получается… Оно само, Фатик… помимо воли… когда я…
— Когда ты — что?
Она ткнулась носом мне в плечо и тихо рассмеялась серебряным смехом.
Чуть позже, устроив голову на моей груди, она вновь завела медовую кошачью песню. Ее чувства смешивались с моими в один поток, временами бурный, временами — тихо шепчущий под музыку звезд. Так продолжалось до самого утра. Утром она спросила, почему на моей груди больше нет татуировки.
Я открыл ей правду.
Талаши ошиблась. Бедный кот едва успел спастись бегством от разъярившейся кошки.
Я подхватил панталоны и выкатился из фургона, успев обзавестись счетверенными росчерками царапин от ногтей Виджи на щеке и поперек груди. Упав, вскочил и удачно попал ногой в штанину с первого раза.
Над моей головой свистнул меч. Клянусь вам, еще вот столечко — и клинок снял бы с меня скальп, а может, и верхушку черепа.
Я не стал ловить бабочек и, как был одной ногой в панталонах, помчался к ближайшему дереву. Добавлю, что лагерь уже пробудился, и кое-кто из
