— Но эльфы… «Эльфы не лгут», хотел я сказать, но вовремя вспомнил, что в моем мире нет никаких эльфов, и слава Творцу, что нет, иначе, я думаю, мы, люди, давным-давно бы передохли. В мире эльфов, мире Агмарта, людей не было.
— Клятва. Они принесли общую клятву в начале похода и не могут открыть тебе правды. И не пытайся спрашивать — ни один из них ничего тебе не расскажет, пока вы не окажетесь у Оракула! Но сейчас клятва работает на тебя.
— Не понимаю.
— Сейчас они идут с тобой… ради тебя…
— Как это? Талаши, я не понимаю! Скажи напрямую — что, как, почему, кто наследник? Я ползаю как слепой щенок!
Звенящая тишина. Но вот голос богини прорезался в моей голове снова — слабый, едва уловимый:
— У меня слишком мало времени, Фатик. Сейчас я усну. А если не усну — умру. Есть шанс… закончить
— Ну же?
— Ты должен немедленно убить Свирондила Альбо, нового пророка Гритта. Не слушай его. Убей сразу…
— Но он же обыкновенный безумец! Лепечет всякую чушь…
— Уже не безумец… Высшим силам легче овладеть душой полоумного,
Я рывком сел в палатке, задыхаясь, весь в поту, с колотящимся сердцем. Луна бросала на стену чернильную тень от корявой ветки, похожей на когтистую лапу.
Убей?
Проще сказать, чем сделать.
Я выбрался наружу, прихватив нож и масляную лампу. У костерка, сидя, храпели гномы-часовые. Гномы умеют спать в самых необычных позах, должен вам сказать.
Альбо находился в отдельной палатке. Гном, которому полагалось охранять клирика, своевременно выводить его на оправку и затыкать рот кляпом, если тот заорет, бессовестно дремал у прогоревшего костра, укутавшись мохнатой бородой, как шарфом. У меня возникло желание привязать кончик его бороды к опорному колышку палатки.
Глаза Альбо блеснули. Он не спал. Полулежал на матраце и неподвижно смотрел в одну точку. На мертвой маске лица немо шевелились губы.
Я забрался в палатку, как в склеп.
Дрогнула привязь, опоясывающая чрево клирика, мелькнули волосатые спутанные запястья. Альбо поднес к лицу сжатые кулаки и тут же опустил.
— Настало время? Рази. Жаль, что ты так ничего и не понял.
Голос Альбо звучал глубже, гуще, чем раньше, эдакое басовое гудение тяжелого колокола. Я присел на корточки, поставил лампу, положил рядом нож. Свет дробился в выпуклых глазах священника.
— Стало быть, ты больше не чокнутый?
— Я Свирондил Альбо, пророк Гритта Миротворца.
(Миротворца? Хм.)
— Мой разум был
(Спасибо, это мне известно.)
— Гритт своей милостью восстановил его. Я не помню многое, чтобы было до моего помешательства, но уже могу мыслить связно, и с каждым днем мой разум крепнет…
(Проклятые заморочки!)
— Я могу мыслить и говорить, и хочу передать тебе слова Гритта…
Я живо вспомнил гороскоп Альбо. Клирик утверждал, что после Дул-Меркарин не видит в гороскопе себя. Что его
— Ну и как он тебе? Хороший бог?
— Он открыл мне истину. Но ты не хочешь слушать. Рази!
Я промолчал. Не мог же я сказать, что прихватил с собой нож, чтобы увидеть реакцию Альбо. Конечно, я не ожидал от него такого сурового,