старше меня) и привычно, но бодро включал музыку. У его ног танцевали самые молодые посетители клуба, большинство тоже в форме. Какое-то время мы стояли в стороне, слушая микс из музыки нулевых, то есть из времен моей юности, пока он не сменился миксом шестидесятых годов прошлого столетия. Я увидел, как просветлело лицо Элинор. «Моя грэнни!» — прокричала она мне в ухо и потянула меня за собой, а потом, когда мы уже плясали вовсю, к нам присоединился Фродо.
Через полчаса, пройдя через «Мировую войну 2», мы вернулись обратно в паб. Протиснувшись мимо тех, кто пил стоя, добрались до столика у входа. Я пошел за выпивкой, а когда вернулся, Элинор уже начала объяснять Фродо, что мы до этого видели, и говорила как раз про Britain’s finest hour. Внезапно она стала энергично махать пожилому господину в дорогом твидовом костюме, только что вырвавшемуся из плотной толпы у стойки с бокалом эля «Ньюкасл браун» в руке. Пожилой господин помахал в ответ и подошел к нашему столику. Мы с Фродо интуитивно встали. Он сначала склонился к Элинор, которая, не вставая, подала ему руку и тут же представила его как Джорджа Теннанта, отца Джона, шефа Внешнего бюро по Германии в Интернациональной комиссии и, значит, шефа большого числа мужчин и женщин, которые здесь пили и танцевали. Элинор объяснила ему, кто Фродо и кто я, и мистер Теннант, подсев к нам за столик, сказал: «В таком случае все мы завтра встретимся на открытии».
Мистер Джордж Теннант, получивший три года назад титул «сэр», как я только что узнал, говорил, как и Элинор, на немецком с примесью английского и на английском с примесью немецкого, причем оба языка перетекали один в другой; руки у него беспрестанно находились в движении, однако эта жестикуляция подчинялась какой-то особой дисциплине и напоминала хореографическую постановку. В типичном британском стиле, а вовсе не в итальянском. Я мог разглядеть его лучше всех нас, поскольку сидел напротив. Даже в этих мягких креслах, где все мы попросту тонули, он казался очень высоким. Серебристо-седые, почти белые волосы, доходили до плеч. На худощавом лице от крыльев носа до уголков рта с обеих сторон пролегали глубокие морщины, но лоб для семидесятилетнего был поразительно гладким.
Сэр Джордж не торопился посещать территорию по двум причинам. Во-первых, он не хотел вмешиваться в юридическую процедуру выявления собственников и правового статуса обитателей, которая обернулась мучительной чередой судебных процессов, длившейся уже три года. Во-вторых, ему хотелось рассеять даже малейшее подозрение, будто он своим визитом делает протекцию фирме своего сына. Но теперь он получил официальное приглашение на открытие библиотеки, и посещение территории по этому поводу казалось ему абсолютно уместным.
— Мне страшно любопытно, как там все выглядит, — сказал он, — я ведь об этом знаю только очень приблизительно, из отчетов.
А мы, наоборот, давно не были
— Проблему вывоза отходов мы уже практически решили, — заметил сэр Джордж, — да и мародерство пошло на убыль. Что касается старой формы, то она, как известно, теперь запрещена, но контролировать запрет совсем не просто.
— Но речь ведь не о мундирах как таковых, — вмешалась Элинор, — главное, вооружены ли эти люди и не хотят ли они, случайно, устроить новый переворот.
— Эти люди вооружены, правда не настолько, чтобы устроить новый путч и победить. Противостояние будет приводить к стихийным конфликтам, стычки уже происходят, но мы держим ситуацию под контролем.
— А как же Генерал? — спросил Фродо. — Ведь Генерал жив-здоров, верно? Я дважды сам его видел. Ошибки быть не могло!
Сэр Джордж наклонился к нам и умоляюще сложил руки, так что и мы все трое склонили к нему головы, тогда он прошептал: «Разумеется, Генерал жив. Мы даже знаем, где он живет. Нам следовало вмешаться раньше. Теперь его слишком надежно охраняют, и придется дожидаться удобного случая. Мы не хотим ни перестрелки, ни крови, ни ореола мученика. Все-таки такой уж важной роли он не играет, можно подождать». Он выпрямился в кресле и сказал нейтральным тоном:
— Все, что я сказал, — абсолютно секретно. Несмотря на то что по меньшей мере полторы сотни человек прекрасно об этом информированы и еще больше людей знают об этом по слухам.
— Ну, с абсолютной секретностью у нас больше всех Элинор имеет дело, — ляпнул я и тут же чуть не взвыл: Элинор с силой наступила мне на ногу. — Пару недель назад к нам вдруг повадились толпы серо-зеленых, это было очень заметно, сначала низшие чины стали появляться на территории, за ними потянулись и офицеры рангом повыше. Они даже в кинотеатре у нас были.
Сэр Джордж кивнул. Он слышал об этом. Для сил вчерашнего дня (стало быть, и он пользовался этой пошлой метафорой) руинная территория наполнена совершенно особенной символикой. Это были акции, напоминавшие своего рода демонстрацию силы, и не исключено, что они будут повторяться, возможно, даже завтра, во время открытия библиотеки. Мы должны быть начеку, но бояться нечего. Серо-зеленые сейчас не настолько сильны, чтобы затеять переворот или всерьез кому-нибудь навредить. С этими словами он встал, подхватил свой бокал, еще раз приветливо кивнул нам и исчез, пробормотав: «До завтра».
Фродо принес еще выпивки, и мы еще посидели в какой-то полудреме. Сказывалась не только усталость последних дней и недель, которая вдруг дала о себе знать. Чем дольше я здесь находился, тем больше мне становилось не по себе. Нас окружали сплошь милые люди, не было никакого сомнения, что они прилагают немалые усилия, чтобы помочь стране встать на ноги. Некоторые из них занимались этим не впервые и могли считать это своей профессией.
