немного поддалась, но что-то довольно прочно удерживало ее в ушной раковине. Я нажал на рукоятку сильнее.
Ощущение было, словно я отрываю от плоти накрепко присосавшееся насекомое. Но – отрываю. От гаджета в череп девушки уходили длинные тончайшие черные нити, которые, несмотря на значительное усилие с моей стороны, не рвались. В какой-то момент мне показалось, что они сопротивляются – шевелятся, извиваются, не желая отпускать законную добычу. Хотя я был практически уверен, что мне это показалось. Просто обстановка навевала – сижу я, значит, и тащу из уха трупа свой подарок. Чего хочешь покажется.
Впрочем, я человек не впечатлительный, удивить меня чем-то трудно. А уж блямбой с ножками как у медузы – тем более. В общем, через несколько минут почти ювелирной возни у меня в руке оказался этот гаджет. Кусочек пластика с тонким пучком волосни длиной чуть больше дециметра, слегка слипшимся от крови. Неприятная вещица. Как представлю, что я ее себе в ухо вставлял, так мороз по коже. Интересно, почему он не покинул голову Анжелики самостоятельно, когда я на него нажал? Может, потому, что девушка мертва и эта штуковина дохнет вместе с владельцем?
Но я ошибся. Гаджет не сдох. Его щупальца неожиданно пришли в движение, и это был не глюк и не шиза, навеянная убийством юной отравительницы. Тончайшие черные волоски медленно втягивались внутрь блямбы!
Я непроизвольно поморщился и, подавив желание стряхнуть с ладони жуткую штуковину, проследил процесс до конца, пока пучок волосков полностью не скрылся внутри гаджета. Лишь пятнышко крови осталось на его обратной стороне. И ни малейшего следа какого-либо отверстия, через который тот пучок самовсосался в блямбу. Я даже, плюнув на палец, стер кровь с гладкой пластиковой поверхности. Именно гладкой! Никаких микроотверстий, мини-люков, шторок… Ни-че-го. Блин, что ж это за штуковина такая? Не, я, конечно, понимаю, нанотехнологии и всё такое. Но не сквозь пластик же пролезли те волоски? Да и как они вообще уместились внутри крохотного гаджета?
Впрочем, и фиг бы с ним. Выковырял улику из трупа – и вали отсюда, аналитик, пока тебя, застывшего в позе роденовского мыслителя, не прихватили на месте ни фига не вынужденной самообороны – с точки зрения правоохранителей, конечно. Ибо хрена с два я потом докажу, что спасал свою жизнь, и другого выхода у меня не было.
Поэтому, сунув в карман нож вместе с гаджетом, я в спешном порядке покинул квартиру, не забыв при этом закрыть входную дверь на оба замка – благо ключи искать не пришлось, на подоконнике валялись, куда их часом ранее швырнула еще живая тогда Анжелика. Прости, девушка, а главное – простите, соседи, которые через несколько дней изрядно переполошатся от специфически-сладковатого трупного запаха. Но медсестре уже ничем не помочь, а вот мне нужно спасать свою жизнь и свободу. Хотя бы для того, чтоб разобраться, кто это так настойчиво пытается отправить меня на тот свет.
И попытаться отплатить ему той же монетой.
Покидая квартиру Анжелики, я, к счастью, не встретил никого из ее соседей – по ходу, все были на работе. Хоть тут повезло. Правда, в остальном с везухой был напряг. Ибо когда у тебя денег ноль и тебя кто-то – теперь это уже точно ясно – усердно ищет, чтобы завалить, вряд ли это можно назвать везением.
Ну и чего делать-то?
Понятное дело, ответ на этот сложный вопрос я обдумывал, бодрым шагом уходя переулками подальше от дома убиенной мной медсестры. Совесть меня не грызла. Просто так легли карты. Девчонке не повезло. И если б повезло ей, то не повезло бы мне и на полу ее квартиры сейчас лежала не она, а я, сдохший от лошадиной дозы крысиного яда. Это жизнь. Сожалеть о сделанном бессмысленно. Особенно когда сделанное и есть цена твоей жизни.
Я свернул в очередной переулок – и слегка притормозил. Ибо увиденное меня впечатлило.
Два прилично одетых мужика, стоя друг против друга, увлеченно махали руками. Причем руки обоих работали так, словно в них были зажаты невидимые палки.
Или мечи…
Занимательно. Явно у обоих не было никакого опыта в работе длинномерным холодняком, но рубились они душевно. С хеканьем, уханьем, кряхтением. Офигеть. Взрослые дядьки в осенних пальто, побросав на землю деловые портфели, хреначат друг дружку, наверняка видя при этом и на себе, и на противнике невидимые для меня доспехи. Ибо у обоих в ушах тускло поблескивают полированным пластиком блямбы нейрофонов.
Кстати, ни разу не смешно. У меня на глазах жители города сходили с ума от компьютерной игры. При этом сами они отнюдь не считали себя сумасшедшими. Скорее, психом для них был бы я, узнай они, что в кармане у меня лежит гаджет, дарящий счастье другой, насыщенной, интересной жизни, который я ни разу не собираюсь подключать к своему мозгу. Как там сказала Анжелика? Неохваченный? Ну да, не охваченный всеобщим безумием. Или всеобщим счастьем…
– Короче, не надо мне такого счастья, – пробормотал я. И свернул из переулка на проспект. Теперь – можно. Я достаточно далеко ушел от дома, где охваченная счастьем амазонка пыталась меня замочить. Теперь можно неспешно прогуляться мимо череды магазинов, магазинчиков, ресторанов и ресторанчиков, дабы спокойно обдумать свое положение.
Прямо скажем, незавидное.
А Москва между тем жила своей жизнью. Деловой, суетливой, повседневной. Люди делали деньги, большие и не очень, чтобы купить себе на них то, чего им не хватало. И реклама усердно помогала в этом населению мегаполиса, указывая на то, что любому нормальному человеку просто необходимо иметь, дабы стать таким же, как все, – успешным, довольным, счастливым. И тематика самых огромных таблоидов была посвящена… ну конечно, рекламе
