А Гриня снова пропал с глаз. Сам. Я даже подозреваю, с кем пропал. Ходил там один мастеровой по замковому двору как в воду опущенный. Ревнует жену, а в драку лезть не смеет.
После моего окрика компания за столом стала вести себя тише, а то и вовсе, прихватив кувшинчик, по двое испаряться в двери, стараясь при этом стать незаметными.
Аиноа справилась со смущением и уже не скрывала лицо в ладонях, да и дышать стала ровнее.
– Ваш шут всегда такой грубый, ваше величество?
– На то он и шут, – ответил я с философской ленцой. – Но не все так очевидно, как кажется, ма шери?. За этой грубой вывеской скрывается величайший поэт нашего времени.
– Так уж и величайший? – не поверила мне девушка.
– Я ему обещал в течение года издать книгу его стихов. Вы будете первой, кто получит эту книгу с его автографом и посвящением лично вам, я позабочусь. Ваши потомки будут этой книгой гордиться.
– Странные вещи вы говорите, ваше величество.
– Удивляюсь я, как же вы со столь тонкой и трепетной организацией души общаетесь со своими латниками, шевальересс, – не удержался я от подколки.
– Мои латники при мне не употребляют таких слов, – гордо заявила рыцарственная девушка.
– А на смотре они ставили ваш шатер далеко на отшибе от остального лагеря? Чем мотивировали?
– Тем, что там стал плохим воздух.
– Что сказать? Молодцы они у вас. Кстати, почему их нет рядом с вами?
– По своим хуторам хозяйством занимаются. Со мной только паж. Мне достаточно.
– И вам не страшно так разъезжать по округе? Фактически в одиночку.
– А кого мне бояться на своей земле или земле своего отца? К тому же мой лук и стрелы всегда со мной.
– Хотел бы я посмотреть на вас в деле.
– Ваше величество, пока я еще сама себе хозяйка, осмелюсь до того, как принесу вам вассальные клятвы, пока еще мы на равных, как сеньоры, пригласить вас к себе на охоту в горы. Тут недалеко. Тут все недалеко.
– Кто на кого будет охотиться? Вы на меня или я на вас. – У меня появилась снова тема для флирта.
– Нет, ваше величество. Мы оба будем охотиться на лань. Надо же чем-то кормить такую ораву в шато. – И прямо посмотрела мне в глаза.
Верю, верю… На лань так на лань. Хотя сама Аиноа своим гибким станом и миндалевидными глазами – карими в фиолетинку, очень и очень похожа на грациозную телку лани. Возможно, все эти мои скабрезные мысли «про телку» столь явно проявились на моем лице, что не остались безнаказанными.
– А при случае можно и козла завалить, – продолжила свою речь шевальересс, все так же невинно и прямо смотря мне в глаза.
– Какого козла? – вырвалось у меня непроизвольно.
– Горного. Круторогого такого.
И она сделала несколько круговых вращений ладонью рядом со своим виском.
Ай да девонька! Один – ноль в ее пользу в словесных кружевах.
Чую, что шевальересс надо мной просто издевается. Умно, тонко и хрен подкопаешься к двусмысленности. Расслабился я тут на простых бабах. А эта штучка феодальная, прежде чем дать, все мозги затрахает.
Ладно. Не очень-то и хотелось. У меня своя Ленка есть в восемнадцати километрах всего. Проста и безотказна как трехлинейная винтовка. Чтобы ее в койку уложить, не надо мне никаких особых танцев с бубнами.
– А вы, шевальересс, очень чисто говорите на эускара, откуда такие знания? – поменял я тему.
– Бабушка, – коротко ответила девушка.
– И писать по-васконски умеете?
– Да, ваше величество, но…
– Что «но»?
– Это вряд ли можно назвать грамотностью, по сравнению с кастильяно. Я уже не говорю об окситане.
– Почему такое уныние?
– Просто каждый пишет на народном языке, как ему вздумается; нет правил, нет грамматики. Общее только одно – латинский алфавит. Поняли твою записку и… слава богу.
– Вы любите свой народ?
– А что, есть люди, которые не любят свой народ? – удивленно ответила девушка.
– Ваш отец, например.
