воображении, вот и все, что она знала. Гути видел, как это произошло, и Спенсер видел.
Спенсер не знал, и никто, кроме Гути, не знал о последнем толчке, отправившем Миногу в
Проявилось ужасное существо — вот что случилось там. Мэллон не только разбудил тварь против ее желания, он вообще все прозевал. Как бы Миноге хотелось тоже все прозевать… Существо, пытающееся подняться на ноги на вытоптанной траве, было, наверное, невидимым, но оно до ужаса напугало ее: захотелось повалиться на землю и вжаться в нее лицом, глазами. Судя по движению в редкой траве, зверюга раздраженно дергалась, пытаясь остаться невидимой. Никто никогда не должен видеть, как она бродит туда-сюда по миру — и люди падают с лестниц, дети коченеют и умирают, урожаи сохнут на корню, женщины теряют недоношенный плод, пьяные водители заруливают на встречную полосу, мужья избивают жен, жены зажаривают мужей в кроватях заживо, как тараканов, старые друзья ссорятся навеки. Существо двигалось по своим лишенным границ владениям и несло беспорядок, сеяло отчаяние.
Мухи слетали с вонючей шкуры. Минога чувствовала, как тварь повернула мерзкую башку и шагнула вперед, потом в сторону. Надежды свернулись комочком — все остальные видели то, что им суждено видеть, но обоняли одно и то же. Когда ужас и отвращение захлестнули ее, до Миноги вдруг дошло: дьявольское чудовище перед ней — знаменитый Полуденный демон, о котором отец и его жуткие дружки шептались в «Доме Ко-Рек-Шуна». Беспощадный демон повседневного зла. Он вошел в дверь, которую отворил Мэллон, не знавший, как ее закрыть. Это был демон мести и болезненной зависти. Демон алчности, посредственности, неутолимости, он никогда не был удовлетворенным, умиротворенным или отдыхающим. Похоже, она надышалась его ароматами на всю оставшуюся жизнь.
Мэллон смотрел на Миногу и едва видел ее сквозь вонючее оранжевое облако, которое сотворил из ничего.
Минога поднялась на ступеньку-другую по узкому проходу, который вдруг образовался вокруг нее. Он тянулся куда-то вверх, пересекаясь с другими, более широкими проходами, которые она скорее ощущала, чем видела. Здесь Миноге показали, что произошло шесть лет назад в книгохранилище Колумбийского университета: привлеченный к каморке, из которой лился такой же яркий свет, какой заливал их сейчас, Спенсер Мэллон постучал, ответил на массу вопросов и был с неохотой допущен внутрь. Она узнала об этом, потому что Дон Олсон отважился спросить своего ментора и тот отважился поведать правду.
Минога вошла в поток великого течения времени и увидела то, что должно было произойти лишь спустя десять-одиннадцать лет. Мэллон сказал тебе, Дон: «Хочешь знать, что этот болван в каморке сказал мне? Я до сих пор не понимаю его слов, поэтому могу преспокойно повторить их тебе, малыш. Так вот, этот похожий на наркомана придурок сказал: мне жаль вас. Я могу контролировать то, что делаю, а вы, наверное, никогда не сможете».
Минога наблюдала, как это происходило, стоя в дверях гостиничного номера, где ментор и ученик делили пинтовую бутылочку «Джонни Уокер Блэк», без воды и льда. Потом она расправила крылья и взмыла ввысь. На лугу Гути и Спенсер Мэллон провожали взглядами полет души Миноги до тех пор, пока она не слилась с темнотой. Тело Миноги сделало судорожный глоток зловонного воздуха, затряслось перед безликим и бесстрастным злом и стало смотреть на ужимки других существ, успешно приглашенных Мэллоном в наш мир. Эта Минога, материальная Минога, была свидетелем глупого, безрассудного исчезновения Милстрэпа в необузданном мире богов и аватар. Но другая Минога, или ее неотъемлемое «я», взвилась в ослепляющий простор искрящихся аллей и извилистых уединенных дорожек, тянувшихся к путям широким и узким, и поняла, что Мэллон, сам не зная об этом, дал ей доступ к сердцу времени. Она оказалась над неохватной картой, не двух- и не трех-, а как минимум четырехмерной. По этой колоссальной карте она была свободна передвигаться как ей вздумается.
Минога попыталась в этом разобраться. Она решила, что разделилась на две равные части, одной из которых был жаворонок. Это произошло. Да. Это случилось. Даже если весь удивительный эпизод явился прямиком из ее воображения, а на самом деле Минога осталась там, на лугу.
С песней Мэллона, льющейся в уши, Минога в экстазе устремилась в головокружительный полет, пронзая много-много небес:
— каникулы 1953 года; дети в Милуоки, тяжело дыша, носились по школьному двору, играя в пятнашки и не обращая внимания на маленького мальчика, сидевшего в одиночестве под «муравейником»[47]. Он следил за ними одними глазами, не поворачивая головы. Совсем один на площадке, этот мальчик вдруг отвлекся, взглянув вверх на пролетающего жаворонка. В своем полете Минога знала, что мальчик — Кит Хейвард, и ее сердце больно сжалось от горя;
— легко скользнув вниз к аллее и нырнув в узкий переулок, жаворонок стал круто снижаться, заливаясь песней, над пабом «Кэмден»: Лондон, 1976 год. Люди сидели за круглыми столами, беспорядочно расставленными между деревьями в кадках, улыбающаяся смуглая женщина ткнула в плечо мужчину в черном свитере, который с удивлением и радостью вскочил на ноги и с улыбкой показал на впервые в жизни увиденного или услышанного жаворонка;
— год 1958-й; она покружила над головами жителей индейской деревни, которые глядели вверх в недоумении, а тощий американец в кожаной куртке, бывший до этого в центре их внимания, положил ладонь на белобрысую макушку, задрал голову и как будто пришел в восторг;
— летом 1957-го она парила над симпатичным бассейном на заднем дворе в Фокс Пойнт, штат Висконсин, где угрюмого вида двенадцатилетний мальчик с заметным вдовьим мыском, сунув правую руку в плавки и лаская себя, поднял левую, и будто бы целясь в нее указательным, дважды спустил
