похолодело сердце.
— У меня известия для тебя, почтеннейший, — склонил голову командир отряда, — приятные известия. Вот письмо от твоей женщины. Она по- прежнему ждет и любит тебя. И ньок-тенгер Эргез, да прославятся годы жизни его, благоволит тебе и ей. Он желает видеть тебя наместником и султаном Крыши Мира и верит, что ты оправдаешь эту высокую честь.
— Что же я должен сделать? — не веря своим ушам, позабыв даже удивиться новым титулам своего палача, правителя Великого Хребта, быстро спросил сказитель.
— Немного. Совсем немного. Освободить себе место.
— Но, — распахивая от ужаса глаза, пробормотал Тиль, — там же мой отец…
— У нас всех один отец! — резко оборвал Тимур. — С того мига, когда Всевеликий Аттила, Воссиявший в Небесах Повелитель Мира, вознесся к престолу Творца Предвечного, — им стал ньок-тенгер Эргез! И он повелевает тебе выполнить приказ.
— Но я… — в голосе сказителя звучало отчаяние.
— Ньок-тенгер суров, но милостив. Он позволил тебе держаться в стороне от пролития крови. Всего лишь сделай так, чтобы этот мерзкий чешуйчатый зверь и его хозяин расправились с Шерханом. Не опасайся, у наследника Пророка хватит силы потом расправиться с ними самими и высоко вознести тебя. Как видишь, преславный Атиль Шахрияр, тебе ровным счетом ничего не угрожает.
— Но…
— Ты сделаешь это, Тиль, или погибнешь здесь и сейчас.
— Тебя схватят! — вцепился в последнюю надежду песнопевец.
— Даже не думай об этом, — усмехнулся Тимур. — Я убью не сказителя Тиля, я покараю мерзкого шпиона, все это время предававшего отряд злобным людожегам, и убью я его в тот момент, когда он будет спускаться со стены, чтобы доставить врагу сведения о готовящейся вылазке. Ты все понял?
— Да, — обреченно кивнул собеседник.
— Тогда готовься.
— К чему?
Молодой караванщик поглядел на своего бывшего господина с нескрываемым удивлением, затем вздохнул, задрал рубаху и начал сматывать длинную узловатую веревку, заменявшую ему кушак.
— Спустишься вниз, чтобы сообщить о готовящейся вылазке. И не вздумай бежать! Только я один сейчас знаю, почему тебя не следует убить!
«Сейчас или никогда!» — про себя твердил взволнованный Тиль, понимая, чем рискует.
Казалось, Тимур спит. Но ему ли не знать, как чуток сон гвардейцев Пророка. Если хоть немного зашуметь, если потревоженные псы вдруг поднимут лай, все пропало! Из тьмы прилетит метательный нож, и все закончится. Для него — сегодня, а для любимой женщины и сына — завтра, и уж им совсем плохо придется.
Боль мерзкого предчувствия сжимала ему сердце и выворачивала желудок наизнанку.
«Надо действовать быстро и незаметно. Сейчас или никогда!»
Наконец, Лешага встал и направился в лес.
— Другого шанса может, не будет! — прошептал Тиль. Он уже давно присмотрел одну из женщин, сидевших поодаль, опасаясь приблизиться к огню, покуда там вооруженные мужчины.
Тиль нащупал в траве мелкий камешек и кинул в нее:
— Тс-с! Иди сюда, тихо!
Та повиновалась. Годы, проведенные среди волкоглавых, научили пленницу молча слушаться приказов.
— Ложись, — вновь шикнул сын Шерхана, когда женщина приблизилась. — Не с этой стороны, с другой.
Женщина без лишних слов легла рядом, с испугом глядя на вооруженного человека.
— Лежи и не двигайся, как будто спишь.
Атиль укрыл незнакомку своей курткой, криво напялил капюшон, чтобы скрыть волосы.
— Не шевелись.
Он беззвучно, как когда-то учил отец, откатился в сторону, медленно поднялся, словно только проснулся, и так же неспешно, в два шага, скрылся за кустами. Лешага уже возвращался, он мигом остановился, почувствовав рядом человека, и вскинул автомат.
— Нет, не надо, — умоляюще заговорил сказитель. — Это я.
— А… — Леха кивнул и собрался идти дальше.
— Погоди. Мне нужно кое-что сказать тебе, — прошептал взволнованный песнопевец.
— Говори, — удивился ученик Старого Бирюка. Обычно от сказителя простых слов было не допроситься, сплошь рулады да красивости, а тут вдруг без
