Лауниц был уверен, что еще мгновение – и сгорит, начиная со спины и затылка, но из последних сил старался не вздохнуть. Хоть бы иметь на лице смоченный водой платок или даже прописанные трусы, но и это – несбыточная мечта. Однако, уловив дым, идущий от рюкзака, и осознавая, что еще жив, пополз вперед. Все же старался не дышать, раскаленный воздух такой же убийца легких, как само пламя – убийца тела. А ползти и не дышать – это мука. Лауниц догадался, что приполз, когда услышал тихое дыхание крысака. Сел, ожесточенно ловя воздух широко распахнутым ртом и судорожно вздымающейся грудью. Немигающие глаза-пуговки мутанта были направлены на Лауница.
– И что ж ты меня так подвел? – спросил, когда немного отдышался. – Как-то не по-товарищески.
Рюкзак прилично обгорел, от его синтетических волокон исходили дым и вонь. Кожа красная, но все же серьезных ожогов нет, капюшон и куртка не дали обгореть, так что поможет нанокристаллическая мазь из аптечки.
И еще – пузырек на коже руки вскрылся, образовав приличную язву. К ней прилипла мертвая черная козявка – это погоревшая вместе со своими коварными планами личинка.
Крысак впервые пискнул – как будто узнал эту напасть. Лауниц осторожно оторвал личинку, которая все еще цеплялась за мясо шестью крючками, и бросил на землю. Крысак понюхал ее и отозвался уже чем-то похожим на гневное рычание. Лауниц залил язву умным гелем, быстро оформившимся в губчатый дермапласт, который будет выделять фенопрофен и стимулировать рост новой кожи. Кажется, легко отделался, если не считать того, что чуть не обуглился.
Оглянулся на площадь. «Экспонаты» медленно кружились вокруг центра площади, возвращаясь на свои места, с которого их согнала атака голубой «жарки».
Ближе к центру бизнес-квартала характер разрушений стал другим. До того казалось, что дома просто кто-то повалил, как сбивают постройки из костяшек домино – щелчком. А теперь выглядело так, что здесь шла, но не была доведена до конца уборка. Все материальное стало рыхлым, напоминающим истлевшую бумагу, легко обращающимся в пыль. И эта рыхлая материя, размашистыми махами какой-то метлы шириной метров на пять, была сметена в кучи. Никак «веселый призрак» поработал, которого видел Старый Рэд, но только, видимо, очень здоровый, раскормленный.
А за бывшей Кроули-стрит не осталось ни целых построек, ни развалин, ни щебня, ни даже почвенного слоя. Лауниц шел по оголившейся каменистой поверхности, напоминающей о протерозойской эре, довольно ровной, только с несколькими бороздками, идущими почти параллельно. Будто здесь здоровяк «веселый призрак» огромные грабли проволок. В центре бывшего квартала и сегодняшнего пустыря стояла своего рода пирамида, созданная целенаправленно поработавшим торнадо. Да что там торнадо – мощным апокалипсическим вихрем, впрочем, действовавшим как метла. Может опять «веселый призрак» приложился, только он уже на порядок мощи прибавил, словно решил постараться перед лицом проверяющего – сержанта Астероидия Космические Яйца, что прилетит со стороны Юпитера. Тут уж или банку вазелина готовь, потому что космический сержант с ходу очко порвет за нерадение, или изволь постараться. Метла веселого и прилежного призрака смела к центру квартала весь мусор с территории примерно квадратного километра и получилась груда где-то на пятьдесят метров в высоту.
«И все-таки дроны с минами-кузнечиками, посланные заботливой “Монлабс”, загнали меня туда, куда Макар телят не гонял, как выражаются русские, и куда никакой бы сталкер не полез». Может, таков и был план – не лично Зигмунта Берковски, а олимпийца, который над ним.
В нижней части пирамиды – пыль, щебень, гравий, комки почвы, куски бетона с торчащей арматурой, выше – кирпичи, облицовка, ближе к вершине обломки мебели и техники, смятой в гармошку. Венчал все крепкий стол некоего канувшего в Лету босса. Возникало странное, почти зрительное ощущение чего-то пронизывающего эту пирамиду, растущего из нее ввысь и во все стороны.
Пришла в голову законная мысль: то, что здесь прибиралось, может вернуться и поработать метелкой еще.
Небо над этим пейзажем было молочно-белым, низким; оно равномерно источало едкий «каустический» свет, как от потолочных панелей с наполнением из инертного газа, хотя солнца не было видно. Странное освещение создавало впечатление чего-то искусственного – аквариума, террариума, вольера, обезьянника.
Когда закрываешь глаза, словно слышишь городской шум: шуршание шин и рокот моторов, топот каблуков и подметок, обрывки разговоров прохожих. Даже кажется, что рядом с тобой кто-то идет. А открываешь глаза – и звенящая тишина. Очень тихо. Неестественно.
Прежде чем двинуться вперед, Лауниц вытащил из основания пирамиды приличную стальную полосу, изрядно заостренную по одному краю, обмотал конец шейным платком – будет служить рукоятью. Немного поточил еще «лезвие» обломком кирпича. Будем считать это мечом-кладенцом; на безмечье и кочерга станет эскалибуром.
За обширным пустырем, где было идеально чисто, даже «жгучий пух» не занесло, стояло здание ресторана. Условно стояло. С одной рухнувшей стеной, десятком автомашин, оказавшихся на крыше, и замечательно сохранившимися кадками для растений в холле. Сами растения казались не живыми и не мертвыми, а словно замершими и покрытыми воском. Около одного из них застыли аэрозольной аурой капли воды. Все как будто остановилось в момент полива.
На ресторанной кухне вместе с давно сгнившей едой, что стала пленкой, которую покрывала совсем ороговевшая пластиковая плесень, нашлось и несколько сохранившихся блюд. Тарелка с коровьими языками, что казались недавно приготовленными и даже пахли. Нормально так, ударяя в рецепторы
