Сейчас он почти не слышал «Веру», ее мелодичный звонкий голос на этот раз застревал в какой-то ватной пелене, зато непосредственно в себе чувствовал шевеление червивых масс, и то, как они методично выедают его плоть, мозг, его время.
– Я не могу прыгнуть, у меня ни ноги, ни руки не шевелятся.
– Сейчас я тебя растормошу.
Он слабо почувствовал покалывание в области шеи и краем глаза заметил, что из ее пальца, положенного на его кожу, выходит множество мелких иголочек, почти как у крапивного листа. Минуту спустя тепло потекло к его сердцу, а от него во все уголки тела. Во все, не исключая… Что сопровождалось эрекцией.
– Извини, Вера или как там тебя, но я этот процесс не контролирую.
– Ничего, ничего, не стесняйся. Ты же хотел меня трахнуть, потому что эта гадость, которая в тебе, требовала от тебя пролиферации, ей нужны новые и новые объекты для паразитирования. Правильно сэр Роджер говорил, что самые опасные – это симбионты, в которых человеческая природа сочетается с гнездовьями нитеплазмы. Чистая нитеплазма, пусть и принимает человеческий или там собачий облик, сама по себе неустойчива, потому что питается хрональной энергией. А вот в состоянии симбиоза нитеплазменный мицелий становится стабильнее, он начинает уже кормиться с хозяйского стола, пользуясь способностями хозяина расщеплять и усваивать органику.
Еще минут через десять она оседлала его и, можно сказать, использовала. Грубо, как в низкопробных фильмах. В его уретру была введена быстро твердеющая и свивающаяся в спираль металлопластиковая змейка. В конце акта это вызвало сильную боль и кровотечение – когда она включила
– Ну, теперь мы квиты, Зигмунт. Ты трахнул меня, я трахнула тебя. Кстати, не стесняйся наших отношений, не такая уж я машина, в меня загружена психомемограмма вдовы Загряжского. Можно сказать, моя страсть к тебе – это и светлое чувство, которое позволяет мне забыть о моей машинности, и порочная страсть, так сказать, к убийце моего мужа, – сказала «Вера», откинувшись рядом с ним на пол. – А теперь послушай меня и будь предельно внимательным, дуболом. Ты заражен, как и многие другие. Вашим дурацким карантином ничего не остановить. Нитеплазма – это живой организм со своей стратегией. Ему подходят как носитель и живая, и косная материя. Он проникает в строительные материалы, осадочные породы и прекрасно распространяется в дисперсной системе, называемой почвой. Между нами, ему не под силу как раз те материалы, из которых состою я. Скорее всего, заражено и твое начальство, на которое никакие карантины не распространяются.
«А вот почему Роджер Дюмон навязал ее для работы в отделе. Идеальный наблюдатель. Будет смотреть, как все вокруг превращаются в фиг знает что, фиксировать, анализировать. Потом большой босс, на основе полученной информации, начнет думать, как с этой хренью налаживать деловое сотрудничество», – подумал Берковски, хотя из-за страха мысли его скакали как капли масла на раскаленной сковороде.
– Тогда, что, Вера? Все пропало?
– Пропало? – он заметил, как движутся сервомеханизмы, ответственные за мимику ее лица, и пневмопроводы продувают воздух через воронку ее глотки; сейчас «Вера» смеялась. – Что пропало для тебя, для которого люди всего лишь биоматериал? Что пропало для твоей женушки-бисексуалки, которая лижет переды и зады с той же ретивостью, как и сочиняет гадости про твою бывшую родину. Что пропало для твоих боссов, для боссов твоих боссов, хозяев больших денег, для твоего сынка, который стал половым придатком у порнопрограмм?
Берковски увидел жену – виртуальную Джой Голдсмит – и услышал ее визги пополам с хихиканьями. Это «Вера» пустила через боди-коннектор Берковски трехмерную запись. На этой записи его жена забавляется вместе с той адской теткой из Совета по Международным отношениям, делая «бутерброд» вместе с каким-то уродом, в котором нельзя было не признать Томарико Томаридзе.
Откуда у «Веры» эта трехмерка, неужели босс дает ей такие полномочия доступа?
– Скоро твоя женушка попадет на высокий пост в «форин офис», и какая разница, из чего она будет состоять, – из мяса и жира или из нитеплазмы. Ничего страшного, поверь, стадо потребителей и карьеристов останется стадом, вне зависимости от начинки. Мицелий тоже хочет ходить в супермаркет и делать карьеру. Он научится жить за счет несчастий ближнего своего, ему понравится секс втроем и он легко поймет, почему двухэтажный особняк лучше клетушки без канализации. Вы, белковые твари, – идеальная среда для роста нитеплазмы, для работы сапрофита, потому что вы и есть мировая гниль. Если гниль отчасти поменяется на мицелий, то никакой мировой катастрофы не случится.
Берковски увидел самого себя, в не столь уж давней записи. Как он устанавливает аппаратуру, которая вызовет мучительное заболевание у жены Заварзина. Тогда русский ученый будет постоянно нуждаться в деньгах на ее лечение и переберется вначале в калифорнийскую лабораторию «Сирл», а потом его зацепит «Монлабс»… Вот Заварзин передает свои разработки Берковски – чудесного качества запись, хорошо заметно отчаяние на лице русского ученого – взамен получает красивые обещания, а в реальности – ничего. «На русских, как и на индейцев, соблюдение договоров не распространяется», – и даже эта невысказанная мысль Берковски попала в запись.
– Ничего не изменится для твоих боссов, которые тоже лишь имитировали людей. Теперь они будут состоять полностью или частично из иноматериального дерьма. Согласись, что по сути никакой революции не случится; души как не было, так и нет. Управлять человеческим стадом, врать и лицемерить, превращать чужие пот, кровь, похоть в свои бабки, прививать искусственные потребности и извращать естественные, высасывать ресурсы,
