ночь и пустоту. Потому что иначе я призн
Отбрасываю пододеяльник. Встаю, бреду, надеясь не наступить на Цезаря. Включаю люстру, сжавшись в ожидании (кого? маньяка в углу? дворового кота, забравшегося через форточку?), но комната пуста…
Я выхожу в коридор. И снова обмираю. Потому что замечаю на темно-вишневом полу след босой ноги. Оставленный мной, когда возвращалась из душа. Иду на кухню, закуриваю, стараясь не смотреть на дрожащие пальцы. После этого беру тряпку и протираю пол.
Это был сон. Необычайно реальный, оставляющий зарубку на сердце, но всего лишь сон. Усевшись на край ванны, я поглаживаю палец на ноге, словно прикосновение может изгнать страх и рассказать, что же произошло на самом деле.
Возвращаюсь в постель с твердой уверенностью, что теперь не сомкну глаз.
И уже через десять минут проваливаюсь в глубокий сон. На этот раз — без сновидений.
Бесконечные
За утренним кофе я выкуриваю сразу две сигареты. Цезарь вертится рядом, но я не хочу его ласкать. Гоню прочь дурные сны, одолевающие меня уже несколько ночей. Убеждаю себя, что нужно настроиться, иначе с таким состоянием духа отведенный срок командировки я не протяну.
Позади две недели. Хоть что-то…
Ловлю себя на том, что считаю дни до возвращения. Так дело точно не пойдет…
На руке, чуть ниже правого плеча, начинает подрагивать мышца. Делаю мысленную пометку купить витаминов или травяного чая. Только нервного тика не хватало.
Ухожу гулять. До самого вечера, будь оно неладно! Запирая дверь, впервые за прожитое в квартире время я замечаю почтовые ящики между первым и вторым этажами. Вспоминаю, что забыла попросить у хозяйки ключик.
И пусть дармовая ТВ-программа мне не нужна, в бесплатных газетах (а в ящике их совершенно точно не меньше пачки) иногда попадается любопытное. По тем же объявлениям можно составить карту нравов местных жителей, которых я до сих пор не понимаю. Или бросить под унитаз читать тупые анекдоты, способные изгнать хандру…
Осмотревшись вором, словно совершаю недозволенное, я поднимаюсь на один пролет.
Ящик в самом деле забит плотнее некуда. Ключом от квартиры со скрипом подцепляю задвижку и едва успеваю подхватить густой бумажный ворох. Газеты, письма, банковские извещения, напоминания от судебных приставов и коллекторов. Я бегло просматриваю конверты и решаю изучить их позже. Вернувшись в квартиру, бросаю корреспонденцию на обувную тумбу, и все-таки отправляюсь гулять.
Почитать почту этим вечером я, конечно же, забываю. Очень, к слову, зря…
Ночью я снова слышу шаги.
В
Цезарь тоже слышит — забившись под кровать, кот злобно гудит на одной ноте. Гудит гортанно, с угрозой, помноженной на страх. А я леденею от ужаса и слышу, как по квартире кто-то бродит.
Босиком.
При этом как-то странно, что пугает еще сильней. Обычный шаг человека я бы описала как «шлеп-шлеп-шлеп». В звуках же, доносящихся из коридора, есть что-то
Сажусь, прижимаясь лопатками к спинке кровати, подтягиваю пододеяльник к горлу.
В эту ночь я уже не смыкаю глаз, до рассвета держа перед собой стремительно разряжающийся смартфон. Не сползая с кровати, «бужу» ноутбук — встать и включить свет храбрости не хватает. Несколько раз порываюсь позвонить в полицию, Людмиле Павловне, да хоть в МЧС… но удерживаю себя от такой глупости. И все равно трясусь, не в силах совладать с собой.
Шаги стихают примерно в 4:30. Но я не засыпаю. В тишине, неподвижная, до бледных губ укутанная пододеяльником, я встречаю первые лучи солнца, и ровно в 7:00 набираю номер хозяйки квартиры. На мое счастье, она «жаворонок» и не обижается на ранний воскресный звонок.
Выслушивает молча. Обещает зайти через час.
За это время я все же набираюсь сил выйти в коридор. И даже протереть влажные следы от ног, оставленные мной после вчерашнего душа. Затем варю кофе, торопливо выкуриваю сигарету, брызгаю по углам освежителем воздуха и жду…
— Что это было? — спрашиваю я Людмилу Павловну, когда рассказ окончен. — Полтергейст? Как в кино?
Та сидит на табурете, покачивая кофейной чашечкой. Я задом упираюсь в теплый край печи и нависаю над ней, прямая и напряженная. Пальцы дрожат, но не закурить в присутствии женщины мне ума хватает. Затем хозяйка поднимает на меня взгляд, ласково улыбается, и в глазах ее читается сочувствие.
