долота вполне мог бы получиться крючок.
— Сегодня ночью коней нужно привязать крепко, — Мишель моргнул и, обернувшись, увидел, что за ним пристально наблюдает Фелассан. Игривое золотое пламя костра то и дело бросало на него свои отблески. В руках у эльфа была длинная колючая ветка, и Фелассан внимательно её разглядывал. В свете костра татуровки эльфа как будто извивались и двигались, словно обладали собственной волей. Бриалы и Селины видно не было. Наверное, пошли вглубь леса, чтобы попрактиковаться с кинжалами.
— Я знаю, как управляться с лошадьми, — Мишель отвернулся. — Вы, остроухие, даже не ездите на них верхом.
— Как и крестьяне, шевалье, — рассмеялся Фелассан позади него.
Мишель резко повернулся, зная, что эльф его провоцирует, но нахлынувший холодной волной страх отрицать было невозможно; у Мишеля сжалось горло и застучало в висках.
— Прикуси язык.
— Почему? Я не обещал, что никому не скажу, — оскалился Фелассан.
Большим усилием воли Мишель разжал кулак. Лошади нервно ржали.
— Что ты от меня хочешь?
— Для начала — ответ. Почему ты остался с ней? — спросил Фелассан. — Твоя императрица в отчаянном положении. Один раз ты уже изменил свою жизнь. Ты сможешь сделать это снова, стать наёмником в каком-нибудь городке, где никто не будет знать, что ты был защитником Селины.
— Я принёс клятву, — вздохнул Мишель. — Не думаю, что ты поймешь.
— Честь и долг? Конечно, нет. Я эльф, а честь и долг — понятия, известные исключительно тяжело вооруженным всадникам вашего народа.
Мишель почувствовал, как покраснели его щёки.
— Ты ничего не знаешь о трущобах. Моя жизнь там... Академия дала мне мою честь и покой от осознания того, что пока верен ей, я могу умереть с лёгким сердцем…
— Пока не раскроют твой секрет. Как ужасно должно быть провести всю свою жизнь тем, кем ты себя не считаешь, — теперь в голосе Фелассана не было насмешки. Он говорил с тихой грустью, которая больше подходила старому воину. — Все эти героические сражения, служанки, следующие за тобой в твою постель, и ты никогда не мог этим по-настоящему насладиться.
Мишель проверил, крепко ли привязаны кони, потом подошёл и тяжело сел возле костра.
— Мне хватало и того, что есть.
— Хватало? Или какой-то части тебя постоянно приходилось сдерживаться? — спросил Фелассан, вертя колючую ветку. — Контролировать каждое слово, произнесённое при свечах, чтобы не проскользнуло ничего из языка простолюдинов? Чуть чаще бросаться такими насмешками, как "остроухий", чтобы никто не смог обвинить тебя в том, что у тебя есть что-то общее с эльфами?
— Тебе-то должно быть вообще легко, — парировал Мишель, — ходить с лицом, на котором татуировками расписана вся твоя жизнь.
Фелассан откинулся назад и поднял голову вверх. Сквозь облака проникал тусклый свет полумесяца.
— Когда-то мой народ ходил по этим землям, подобно богам. Мы творили магию, которая ослепила бы тебя своей красотой. Теперь же мы ютимся в тёмных лесах и готовимся к следующему разу, когда вы, шемлены, сотворите ещё что-нибудь, что нарушит равновесие этого мира. Знаешь, кем я был в своё время, мальчишка?
— Юным долийцем, что бегал по лесам и слушал сказки? — Мишель бросил взгляд на Фелассана.
Фелассан вздрогнул, потом рассмеялся против воли.
— Хорошо сказано, шевалье.
Помедлив немного, он посмотрел на пламя костра и тихо выдохнул.
— Мы ездили на галлах. Они мчались так красиво, с такой грацией, что ваши лошади показались бы ферелденскими псами на их фоне. И они были умнее, — он усмехнулся. — Что часто делало их непослушными.
Мать Мишеля рассказывала ему истории о больших белых оленях, на которых странствовали долийцы. Тогда он был мал, лет пять или шесть от роду, и в памяти его остался страх. Он видел всадников только раз — когда они пришли в трущобы убивать горожан.
Мишель перевёл взгляд на Кретьена. Он уже давно не вспоминал об этом разговоре со своей матерью. Он не скучал по нему.
— Я не слышу ни Селины, ни Бриалы, — сказал он, меняя тему.
— Может, они заняты чем-то другим, — ответил Фелассан и пошевелил бровями.
Мишель зло посмотрел на него.
— Это отвратительно.
— Любовь не отвратительна. Возможно, она странная, обречённая, или несвоевременная, но не отвратительная.
— Если ты думаешь, что твоя подопечная может соблазнить императрицу...
— Своими эльфийскими кознями? Шевалье, — спокойно сказал Фелассан, — неужели ты думаешь, что Селину можно соблазнить без её на то
