Радмаккер повернулся к Кювею.
– Вы согласны соблюдать правила этого аукциона и его результат?
Если Кювей и ответил, Инеж его не услышала.
Кювей попытался еще раз:
– Согласен.
– Тогда продолжим. – Медик спустился с помоста, и Радмаккер снова поднял молоток. – Кювей Юл-Бо дает добровольное согласие на аукцион и настоящим предлагает свои услуги за справедливую цену, как повелит рука Гезена. Все ставки принимаются в крюге. Участникам торгов предписывается сохранять молчание, если только они не хотят предложить свою цену. Любое вмешательство в этот аукцион, любая недобросовестная ставка будут наказываться в полной мере по закону Керчии. Торги начнутся с одного миллиона крюге. – Он ненадолго замолчал. – Во имя Гезена, да начнется аукцион.
И тогда механизм заработал. Инеж едва успевала следить за залпом чисел; ставки росли под каждый удар молотка Радмаккера, повторяющего предложенную сумму отрывистым стаккато.
– Пять миллионов крюге! – крикнул шуханский посол.
– Пять миллионов, – повторил Радмаккер. – Кто предложит шесть?
– Шесть! – вмешались фьерданцы.
Выкрики аукциониста рикошетили от стен собора, как пули. Штурмхонд не спешил, позволяя фьерданцам и шуханцам поочередно выкрикивать цифры, а земенский делегат время от времени скромно поднимал цену, пытаясь замедлить ход торгов. Каэльцы тихо сидели на своих лавочках, наблюдая за происходящим. Инеж гадала, как много им известно и намеренно ли они отказываются торговаться, или же у них просто нет денег?
Люди не могли усидеть на местах и вставали. День и так выдался теплым, но активность в соборе, казалось, подняла температуру воздуха. Инеж видела, как участники аукциона обмахивали себя веерами, и даже находившиеся здесь в качестве арбитров члены Торгового совета, похожие на черно- белых сорок, начали промокать себе лбы.
Когда торги поднялись до сорока миллионов крюге, Штурмхонд наконец поднял руку.
– Пятьдесят миллионов, – сказал он. В Церкви Бартера наступила оглушительная тишина.
Даже Радмаккер умолк, его равнодушие дало трещину, прежде чем он повторил:
– Пятьдесят миллионов крюге от равкианской делегации.
Члены Торгового совета начали перешептываться, прикрыв рты ладонями, наверняка придя в восторг от комиссионных, которые они заработают на Кювее.
– Кто-нибудь еще хочет сделать ставку? – спросил Радмаккер.
Шуханцы принялись совещаться. Фьерданцы тоже, хотя их разговор больше походил на спор, нежели на обсуждение. Земенцы, похоже, просто ждали, что же будет дальше.
– Шестьдесят миллионов крюге! – объявили шуханцы.
Повышение на десять миллионов. Точно как Каз и предсказывал.
Следующими отозвались фьерданцы, предложив шестьдесят миллионов и двести тысяч. Было видно, что их гордость задевала столь небольшая надбавка, но земенцы, похоже, тоже настроились охладить пыл торгов. Они предложили шестьдесят миллионов и пятьсот тысяч.
Темп аукциона изменился, повышаясь медленнее, застряв на отметке ниже шестидесяти двух миллионов, пока наконец эта веха не была достигнута и шуханцы не начали терять терпение.
– Семьдесят миллионов! – крикнул шуханский посол.
– Восемьдесят, – сказал Штурмхонд.
– Девяносто. – Шуханцы уже не дожидались, пока Радмаккер повторит сумму.
Даже со своего места Инеж видела бледное, охваченное паникой лицо Кювея. Числа поднимались слишком высоко и слишком быстро.
– Девяносто один миллион, – запоздало попытался Штурмхонд замедлить темп.
Словно устав от этих игр, шуханский посол шагнул вперед и взревел:
– Сто десять миллионов крюге!
– Сто десять миллионов крюге от шуханской делегации, – громогласно произнес Радмаккер, его спокойствие пошатнулось от столь высокой суммы. – Кто-нибудь еще хочет сделать ставку?
Церковь Бартера притихла, будто все собравшиеся склонили головы в молитве.
Штурмхонд напряженно хихикнул и пожал плечами.
– Сто двадцать миллионов крюге.
