Трудно сказать, охраняли ли его офицеры или держали под стражей. Судя по тому, как Джеспер беспрестанно барабанил пальцами по коленям, он тоже нервничал. Не помогало и то, что при каждом вдохе Уайлен чувствовал боль, а его голова больше походила на литавры, терзаемые чересчур рьяным барабанщиком.
Он был в смятенных чувствах, в городе чуть не случился бунт, репутация Кеттердама разодрана в клочья, но, тем не менее, Уайлен не мог сдержать улыбки.
– Чему ты так радуешься? – спросил Джеспер.
Уайлен покосился на Элис и прошептал:
– Мы победили! И я знаю, что у Каза свои мотивы, но я почти уверен, что мы только что предотвратили войну.
Если бы Равка выиграла аукцион, шуханцы или фьерданцы нашли бы повод напасть на равкианцев, чтобы прибрать Кювея к рукам. Теперь тот в безопасности, и даже если в конце концов кто-то изготовит парем, равкианцы и так в скором времени займутся поисками противоядия.
– Наверное, – Джеспер сверкнул белоснежной улыбкой. – Подумаешь, маленький международный инцидент – это мелочь среди друзей.
– Кажется, Киг сломал мне нос.
– И это после того, как Женя выпрямила его и приукрасила!
Уайлен замялся.
– Можешь идти, если хочешь. Ты ведь наверняка волнуешься об отце.
Джеспер взглянул на городскую стражу.
– Не уверен, что наши новые друзья просто дадут мне уйти. И я не хочу, чтобы кто-то за мной проследил.
А еще Уайлен слышал, как Каз попросил Джеспера остаться.
Элис потерла живот.
– Я проголодалась, – сказала она, оглянувшись на членов Торгового совета, которые продолжали яростно спорить. – Как вы думаете, когда мы пойдем домой?
Уайлен с Джеспером переглянулись.
В эту секунду по проходу собора пробежал юноша и вручил стопку документов Йеллену Радмаккеру. На них была светло-зеленая печать Геменсбанка, и, как подозревал Уайлен, они свидетельствовали о том, что все деньги Торгового совета перешли с фиктивного фонда прямиком на счет шуханцев.
– Это безумие! – воскликнул Ван Эк. – Неужели вы в это поверите?!
Уайлен встал, чтобы лучше видеть, а затем резко втянул воздух и почувствовал боль в ребрах. Джеспер протянул руку, чтобы успокоить его. Но когда парень увидел, что творится на подиуме, он забыл о своей боли: офицер городской стражи надевал кандалы на его отца, который извивался, как рыба, попавшая на крючок.
– Это все происки Бреккера! – вопил Ван Эк. – Это он создал фонд! Найдите фермера. Найдите Пекку Роллинса. Они все подтвердят!
– Прекрати делать из себя посмешище, – яростно зашептал Радмаккер. – Возьми себя в руки, хотя бы ради семьи.
– Взять себя в руки? Вы заковали меня в кандалы!
– Успокойся. Тебя отведут в Штадхолл и вынесут обвинение. Как только ты выплатишь залог…
– Залог? Я – член Торгового совета! Мое слово…
– Ничего не стоит! – рявкнул Радмаккер, а Карл Драйден так ощетинился, что напомнил Уайлену терьера Элис, когда тот видел белку. – Ты должен быть благодарен, что мы не отправляем тебя прямиком в Хеллгейт. Семьдесят миллионов крюге совета исчезли. Керчия стала посмешищем. Ты хоть понимаешь, какой урон нанес своей стране?
Джеспер вздохнул.
– Мы столько трудились, а все лавры достаются ему?
– Что происходит? – спросила Элис, коснувшись руки Уайлена. – У Яна что, неприятности?
Уайлену стало ее жалко. Эта миленькая и глупая девочка никогда не делала ничего плохого, просто вышла замуж за мужчину, которого выбрали ее родители. Будь у него такое право, его отец был бы обвинен в мошенничестве и государственной измене. Сознательно заключать фиктивный контракт с целью подорвать рынок было не только незаконно, это считалось кощунством, надругательством над заветами Гезена, и наказание за это было суровым. Если его отца признают виновным, его лишат права на собственность и на все средства. Все его состояние перейдет Элис и еще нерожденному наследнику. Уайлен сомневался, что Элис готова к подобной ответственности.
Парень сжал ее руку.
– Все будет хорошо. Обещаю.
И он говорил искренне. Они найдут хорошего адвоката или поверенного, чтобы тот помог Элис с недвижимостью. Раз уж Каз знал всех аферистов в Кеттердаме, то должен знать и всех честных торговых агентов – хотя бы для того, чтобы избегать их.
– А Яна отпустят сегодня домой? – спросила Элис, и ее нижняя губа задрожала.
