совершеннейшим аналогом какого-нибудь степного полустанка между Мухосранском и Ёлкино-Шишкеевым. Этот обломок гранита, висящий в пустоте, не удостоился даже терраформирования. Обошлись типовым жилым куполом. Пассажиры здесь высаживались крайне редко. Даже грузы, которые надо было перенаправить, в основном оставлялись в прицепных составах на орбите. Очень редко что-то долгохранящееся спускали на челноках и перегружали на склады. Для того и держали на Кениде бригаду грузчиков и оператора. Еще несколько человек обслуживающего персонала – надо ж что-то есть и за чистотой следить. И за порядком. Крепкие напитки были строго запрещены, но наш же человек из чего угодно самогон соорудит, поэтому местный полисмент Вася регулярно производил обыски.
Вообще, казалось бы, проще сделать станцию полностью автоматической, в крайнем случае оставить пару операторов, чтоб один бдил над диспетчерской, другой – над роботами-грузчиками. Ан нет, жизненный опыт показал – если техника находится вне постоянного контакта с так называемым человеческим фактором, она значительно быстрее выходит из строя. Протухает, как в народе говорят. Почему мощной и высокоточной технике необходимы слабые, не склонные к дисциплине человеческие особи – неизвестно. Но дело обстояло именно так. Принято было считать, что для полноценной работы товарно-пассажирской станции необходимо 70 человек, но на Кениде их даже в самые лучшие времена было не больше полусотни. В худшие – человек тридцать. Меньше нельзя, иначе по существующим правилам станцию просто закроют. А вообще экономили на всем, сюда даже врач по штатному расписанию не полагался, обошлись фельдшером. Оттого Федя сюда и попал. Конечно, он был наслышан всяких ужастей про неведомые вирусы, вызывающие неведомые земной медицине болезни, но пока что ни с чем серьезней бытового травматизма не сталкивался. Но если тут несоответствие космических баек истине радовало, то разочарование вызывало отсутствие пресловутого бара с красотками.
Нет, стандартный буфет тут имелся. И буфетчица Роза еще не совсем достигла пенсионного возраста и, наверное, кому-то из работяг даже нравилась. Но Федя таких горластых теток побаивался. Еще из одиноких женщин имелись складская учетчица Агриппина Клавдиевна, дама более чем почтенная, и, разумеется, баба Дуся.
Кое-кто из рабочего состава притащил за собой жен, это разрешалось. Но в семейные отсеки Федя знакомиться не совался. Остальным-то он вылечит бытовые травмы, а ему кто?
В общем, то еще захолустье попалось Феде в качестве первого места работы. Жизнь проходила, вернее, пролетала мимо. Сверкали множеством бортовых огней, точно рождественские елки, роскошные круизные лайнеры вроде знаменитых «Гигантика» и «Пацифика». Сумрачными силуэтами рисовались на экранах внешнего обзора линкоры КВС. Разворачивали солнечные паруса яхты владельцев корпораций. Но эти все никогда здесь не останавливались. Удел твой, Кенида, – товарняки и еще раз товарняки да немногие транзитные пассажиры. Бедные либо до жути экономные, просчитавшие, что с пересадками им выйдет дешевле, чем прямым рейсом. Бранить их не стоило – наличие транзита отчасти окупало содержание станции. Исключения были редки, на памяти Феди было только одно – вставшее здесь на дозаправку корыто фольклорной экспедиции, отправившейся собирать ненормативные былички шахтеров Ганимеда. Судя по рожам фольклористов, исходное топливо они просто выпили.
Пассажиры станцию несколько оживляли, от них можно было узнать новости, которые не передавали по головизору, но в целом Феде оставалось лишь считать календарные дни, которые он обязан был здесь отработать. При наличии трудового стажа он надеялся найти место получше, а не застревать в этом прибежище стариков и неудачников.
– …у горизонта сходятся… где ж вы, мои весенние года… – бубнит баба Дуся, считая петли. Непривычный человек, глянув в глаза стрелочницы, мог бы испугаться. На станции многие имели вживленные чипы, позволявшие напрямую подключаться к погрузочно-разгрузочной технике. Но баба Дуся, хоть ее весенние года остались давно позади, была в этом смысле гораздо круче. Ее зрение было полностью компьютеризировано. Ей не нужно было смотреть на мониторы – с такими глазами она получала сигналы от прибывающих составов непосредственно. Федя как медик знал, что операция по замене обычных глаз на компьютерные стоит изрядных денег, но, видимо, баба Дуся как пенсионерка имела определенные скидки. Но операция ей окупилась – без сомнения, именно из-за подобной технической модификации начальник станции принял бабу Дусю на работу, отдав ей предпочтение перед более молодыми претендентами. Осип Маркович Допплер, начальник станции, – человек очень и очень экономный и расчетливый.
И, приняв сигнал, баба Дуся передает его начальнику станции:
– Клипер под идентификационным номером Ш29, приписанный к Великой Нигерии, запрашивает разрешение на загрузку контейнеров с грузом, номера контейнеров прилагаются.
Ничего экстраординарного в запросе нет, хоть корабль прибывает не по расписанию. Ничего приятного. Корабль под нигерийским флагом в космосе примерно то же, что в море века полтора назад – под либерийским. Великая Нигерия, не имеющая собственного космофлота, нынче сильно приподнялась, продавая лицензии свободным торговцам на право рассекать пространство под своим флагом. Определить, что это за корабль, по ай-ди невозможно, «нигерийцы» их то и дело перебивают.
Но Допплер – мужик тертый, его такими мелочами с толку не собьешь. Вот потому и работают на космических станциях по-прежнему человеки, а не машины. Машина бы зависла, а Допплер без промедления отвечает:
– Свяжи-ка ты их напрямую со мной, как подойдут. А пока пусть на орбите повисят. Разрешение на посадку – только для челнока. Загрузка контейнеров – после того, как своими глазами увижу документы.
У Допплера глаза и вправду свои, а не такие, как у бабы Дуси, и годами он помоложе. Но тоже уже в летах. На лацкане пиджака у него значок,
