вы должны зайти в медпункт на втором этаже.
– А где второй, второй? – заволновался он. – Кто еще остался?
– Зайдите в медпункт, – угрожающе сказал громкоговоритель.
– Где человек, который остался? – спросил он.
– Это вы, – ответил громкоговоритель. – Поэтому вам и надо зайти в медпункт. Волку было плохо ночью, он не очень точно выбрал, не до конца, это вы виноваты, потому что не закрылись в комнате. Обычно волк выламывает только одну дверь, больше у него нет сил обычно, а тут он выломал, сделал что положено, а потом почуял вас в саду и помчался к вам, и немного вас пожевал, но остановился, потому что был уже сыт. Или не был сыт и просто остановился. Мы не знаем, это за пределами игры уже было, если подумать. Мы отпустили волка домой, он просил передать вам привет. А вас оставили досыпать в саду, если уж вам так хотелось закончить игру сном в саду.
– Больше ничего не передавал? Только привет? – спросил он, с ужасом вспоминая, что ему вроде бы снился колючий, кровавый запах кустарника и разжеванных ежом мокрых улиток, и в этом сне он сам был еж и глотал, неудержимо глотал тягучую, как резина, улитку снова и снова – но неужели, неужели, нет.
– Нет, больше ничего не передавал, – сообщил громкоговоритель. – Но вы покусаны и на вас слюна. Поэтому если вы не хотите заболеть бешенством или тоже стать волком, зайдите в медпункт, вам необходимо срочно ввести вакцину. Это не обязательно, потому что игра уже закончилась, но это настоятельная рекомендация. Потому что если вы станете волком, раз в год придется играть.
Не только привет, понял он.
Или все-таки только привет.
Но, кажется, когда-то давно он уже делал этот выбор между приветом и чем-то гораздо большим, чем просто привет.
Тоталитарный кофе на компанию в 12 человек
Внутри тебя в твое отсутствие
Татьяна Замировская
Каждое утро мы заливаем их воском. Воспоминания, фигурки, восковое мороженое. Воска много, даже слишком: пчелы приносят его отовсюду и лепят куда угодно. Позавчера, допустим, они тщательно и при этом мгновенно создали точные копии всей кухонной утвари – каждая ровно в 10 сантиметрах южнее оригинала (если 10 сантиметров южнее это стена, то лепят внутри стены, осторожно разбирая ее при помощи термитов, хотя, конечно, термиты не помогают осознанно, а становятся частью единства пчел в этой ситуации). Вчера с утра слепили бюсты всех писателей, чьи книги мы читали последними (Данута читала Элену Ферранте, представьте, как повезло той части человечества, которую все еще интересовали книги), вечером снова восковой Наполеон. Они всегда лепят Наполеона по вечерам, потому что это чье-то из нас воспоминание, которому проще всего существовать в восковом виде, по ряду причин ничье другое воспоминание не содержит в себе столько воска, и когда лишний воск, необходимо это воспоминание и его повторение. Впрочем, откуда столько воска в пчелах, тоже вопрос. Откуда в мире столько воска, если отвлечься от пчел. Но что-то не получается отвлечься от пчел.
По утрам Наполеон тает, как снеговик, и мы макаем в мгновенно затвердевающий воск стаканчики для молока: так у него больше шансов остаться молоком, воск все останавливает.
Потом Наталия варит кофе на всех, и тут важно следить за процессом. Молоко вырывается из рук, принимая форму рук, с кофе тоже не все просто: он из Колумбии и в нем что-то уже живет – но пока его мало, твердая молочная рука вдруг сама хватает кофейный комочек, с силой вжимая его в рожок кофе-машины, чтобы сразу же после рассыпаться в теплые пенные брызги. Я ассистирую: стою с кастрюлькой. Кастрюльки сейчас нужны. Теперь всюду необходимо стоять с кастрюлькой.
Вирус пошел с прошлого года: живые организмы начали организовываться в паттерны и воссоздавать вещи, мысли, иногда состояния или предположения, часто страхи, сны, подозрения, беспочвенные обвинения. Пчелы лепят скульптуры. Зайцы сложились в тайный военный чертеж. Кошениль стала Викиликс (ярко-красным поверх всех белых поверхностей – читай не читай, теперь все открыто миру, тайн больше нет). Бабочки садятся на живот сопернику, если влюблен. Хотя никто уже не влюблен. Когда влюблен, вообще на улицу не выйти. Олени выстраиваются на поле в точности как игроки в футбол во время финального евро-матча – просто словили картинку, трансляцию. Опоссум-мать развешала на себе, как прищепки, микроскопических детенышей в форме свежего твита одного из актуальных президентов – или это еще не написанный твит. Птицы с утра, дробясь и разлетаясь, мурмурируют в мерцающие заголовки, отвергнутые редакторами (хотя никто уже не редактор).
Мысль теперь по-настоящему материальна: ты думаешь о том, что неплохо было бы прыгнуть под поезд метро, и видишь эту мысль, выложенную смирными, глянцевыми божьими коровками на собственном потолке, и ты ли тот самый человек, которому когда-то померещилось, как
