— Что за непонятная величина этот Бог? — задумался Король. — Он может все… это странно. Очень сомнительно, чтобы это нервное существо смогло выиграть у меня хотя бы одну партию в шахматы. Если хорошенько поразмыслить…
Вдруг я понял, что если предоставлю ему время хорошенько поразмыслить, то он в своем богоискательстве быстро дойдет до воинствующего лозунга «Бога нет!», и тогда мне конец. Король задумается о смысле жизни и о своем особом положении в этом мире, и мне останется одно: спалить его на костре в пепельнице, потому что ни о чем другом он уже не сможет думать.
— Несчастный!!! — рявкнул я, подделываясь под божьи интонации. — Ты усомнился, смогу ли я у тебя выиграть партию в шахматы?
— О господи… — впервые в жизни перепугался Король. — Неужто воистину ты?
— Как стоишь, подлец, перед Богом?!
Я щелчком сбросил его с глупого жеребца, содрал шапку-ушанку и отнял музыкальный знак:
— Сидеть тебе в темной могиле до Судного дня, а там посмотрим на твое поведение!
Я тут же высыпал шахматы на пол, засунул его в коробку, запер в банковском сейфе и удрал туда, где зима помягче… нет, теперь я уже не ходил пешком — билет на самолет, и на Таити. Хотел отдохнуть там всю зиму на свободе, но, выйдя из самолета, тут же взял билет на обратный рейс… я не слышал привычного шепота Короля, мне не с кем было поговорить. Я уже не мог существовать без него.
Оказалось, что и на Таити обитают шахматные любители. Они встречали меня в аэропорту. Были запланированы официальный прием, сеанс одновременной игры с островитянами и всякие развлечения — например, посещение колонии прокаженных, где умер мой любимый художник Гоген… Велико же было удивление любителей, когда я, не выходя из аэропорта, перекусил в ресторане и тем же самолетом отправился домой. Я сам был как прокаженный.
Зато авиакомпания не осталась внакладе — они там даже вернули мне стоимость билетов, зато разрекламировали странное авиапутешествие будущего чемпиона мира: летайте самолетами нашей авиакомпании без всякой цели туда и обратно!
Вернувшись домой, я немедленно открыл коробку и освободил Короля.
— О, господи, смилуйся! — сразу загнусавил он. — Уйду в пустынь, дни и ночи буду молиться во славу твою! Прости раба грешного!
Я так и сел!
Мне еще не хватало сейчас заполучить на свою голову религиозного фанатика…
— Молчать! — приказал я. — Бога нет — я за него. Бог ушел и велел передать, запомни: книг не читай, никем не командуй, и занимайся своим делом — играй в шахматы. Не дай Бог тебе лезть в искусство или политику! Твой друг телевизор уничтожен, он вредно влиял на тебя! По ночам ты должен спать, а не будить меня нелепыми вопросами!
13
В конце концов все получилось неплохо. От Божьего имени я внушил Королю всегда быть самим собой и никаким психозам не поддаваться. К нему вернулись прежние веселость и остроумие, но, просмотрев свои последние партии, Король опять загрустил:
— Вариант в девяносто восемь ходов, возможно потрясет чье-нибудь воображение, но не делает мне чести. Запись этой партии напоминает тягучее течение реки, отравленной ядохимикатами. Что можно выловить из этой реки, кроме вздутого трупа коровы? Кому нужны заумные комбинации в девяносто восемь ходов? Кто способен их оценить? Кому нужны механические шахматы, отравленные искусственным разумом?
Мне показалось странным, что Король с таким пренебрежением заговорил об искусственном разуме…
Не возомнил ли он себя человеком?
Чем это может мне угрожать?
Я осторожно напомнил Королю о механических шахматных автоматах и вычислительных машинах, и он с азартом воскликнул:
— Машина и шахматы… что может быть глупее! Эти машины хорошо умеют считать и оценивать позицию в условных единицах — но их нельзя заставить оценивать позицию нюхом. В шахматах невозможно просчитать бесконечное количество вариантов, необходим выбор. Интуиция. Любой ребенок с фантазией обставит машину.
— Но когда появятся машины с настоящим, неискусственным разумом? — с опаской спросил я.
— Роботы? — задумался Король. — Разумные машины никогда не появятся, потому что настоящий разум невозможно ни на что запрограммировать. Когда настоящий разум поймет, что он сидит в каком-то ящике, он сойдет с ума.
Итак, он мнил себя человеком и, ничего не подозревая, прорицал собственную судьбу.
«Хватит об этом, — решил я. — Чересчур опасный разговор.» Я положил Короля в коробку, и он пожелал мне спокойной ночи.
Вскоре я окликнул его, но он молчал. Он спал — потому что человек ночью должен спать. Мне стало жутко. Я понял, что отныне не должен
