— Месдамочки, тише! У меня голова болит; я уже мигреневым карандашом голову намазала и компресс положила, а вы кричите, — стонет Валерьянка.
Понемногу все утихает в выпускном дортуаре. Тридцать пять юных головок приковываются к жидким казенным подушкам. Утреннее весеннее солнце, проникая сквозь белую штору, золотит все эти черненькие, русые и белокурые головки.
Спите спокойно, милые девушки! Кто знает, не последние ли это безоблачные сны вашей юности! Пробьет час, и раскроются широко перед вами двери в «настоящую» жизнь. И Бог ведает, много ли таких беззаботных ночей выпадет в ней на вашу долю.
Пасхальный четверг. Восемь часов вечера.
В квартире Maman непривычное оживление. Самой Марии Александровны нет. Ее неожиданно вызвали к почетной высокопоставленной попечительнице института. Но четыре большие нарядно обставленные комнаты Maman полны сегодня смеха, шума и веселья. Кроме выпускных воспитанниц и двух братьев Баян, Зоя Львовна пригласила на чашку чая и кое-кого из своих знакомых. Пришел к сестре и доктор Дмитрий Львович Калинин.
— Ну, как поживает наша Тайночка? — шепотом обратился он к Нике.
Та только рукой махнула:
— Ах, милый доктор, мы живем на вулкане, Скифка начинает догадываться и следит за ней в оба глаза.
— Кто? — удивленно поднял он брови.
— Скифка. Ну Брунша, синявка наша. Неужели не знаете?
— Ха-ха-ха. Сиречь классная дама?
— Ну конечно. Наконец-то догадались.
— Вы и Зою синявкой называете?
— О, нет! Зоя Львовна — прелесть, само очарование! Смотрите, какая она дуся, ласковая, хорошенькая! И с нами как с подругами обращается.
— Зоя, ты слышишь? Ты — само «очарование» и 'дуся', — поймав за руку сестру, лукаво шепнул ей доктор.
— Вот противный-то, все передает! — расхохоталась сконфуженная Ника, в то время как Зоя Львовна улыбалась ей своей обаятельной улыбкой.
— Но мы уклоняемся, однако, — принимая серьезный вид, произнес доктор. — Ну что же ваша Зулуска?
— Не Зулуска, а Скифка, милый доктор, Скифка. Представьте, ей всюду мерещатся заговоры, бунты, измены. Она наяву бредит ими и, как сыщик, следит теперь за нами. Кое-что проведала про Тайночку, и часа покоя буквально не видим от нее.
— Ха-ха-ха! Это вы-то бунтовщицы, заговорщицы! — расхохотался самым искренним образом Дмитрий Львович.
— Плохо еще то, что Бисмарк куксится, боится Тайночку у себя держать. Мы барону нашему написали, просили принять участие в Тайне, да он уехал за границу. Неизвестно, когда вернется. Положение бамбуковое. Представьте: бедная, бедная девочка-сиротка, ни отца, ни матери, никого, кроме тетки — и не имеет права на жизнь, на кров и пищу. И такая прелесть еще наша Тайночка.
Дмитрий Львович слушал внимательно Нику и восхищался ее разгоревшимися глазками и озабоченным личиком. 'Какая славная, добрая, красивая, девушка, какая нежная у нее душа!' — подумал доктор, не сводя глаз со своей собеседницы.
И движимый невольным чувством, он взял за руку Нику и произнес ласково:
— Доверите ли вы мне вашу Тайночку, если я придумаю способ устроить ее хорошо?
Карие глаза Ники вспыхнули радостью:
— Что вы хотите сделать? Что? — так и всколыхнулась всем своим существом молодая девушка.
— Подождите, дайте мне подумать. Разрешаете?
— Разрешаю! — тоном, преисполненным деланной важности, проронила Ника, но сердце ее забилось сильно, и новая надежда окрылила юную головку.
'Неужели этот милый, симпатичный доктор найдет способ помочь нашему горю?'
В это самое время на противоположном конце стола Вова Баян уничтожал торты и конфеты вперегонки с Золотой Рыбкой и оживленно болтал.
— Нет, вообразите только, — рассказывала своему кавалеру Лида, — Скифка мечется, орет, бежит за Никой. А Ника несет на руках 'кузину Таиту', которую Скифка нашла у себя в постели. Вы знаете, ту «кузину», про которую на Рождестве вам Ника рассказывала? Ну, думаю, дело плохо. Схватила аквариум, да как о пол — хлоп. Понятно, рыбки затрепетали, а тритоны тягу дали, но в общем, маневр достиг цели. Скифка глаза выпучила, рот до ушей и назад…
— Помилуй Бог! Молодец! Хвалю! Вот это по-нашему, по-суворовски! — восторгался Вова, отправляя в рот чуть ли не десятую порцию торта.
— Нет, а теперь-то я сама отличилась, вы знаете? Записку съела. Вы слышали?
— Что-о-о?
— Вот и то. Пишу секрет Нике про то, чего и вы даже, Вовочка, знать не должны и не знаете, а Скифка тут как тут. «Aber» и так далее. Покажи записку и никаких… Ну я, не будь дурочкой, хам ее в рот, пожевала и проглотила.
— Ну?
— Ну и ничего. Тошнило потом немножечко. Валерьянка выручила, мятных капель дала.
— Нет, помилуй Бог, это, шут знает, как все прекрасно! — восторгался Вова, — как жаль, что вы не ваш брат кадет. А то бы мы оба вместе в Суворовский Фанагорийский полк поступили. И какой бы славный солдатенок из вас вышел, помилуй Бог.
— Нета! Неточка! Спойте нам что-нибудь, — попросила Зоя Львовна Козельскую.
Та сидела рядом со старшим Баян. Сергей сумел заинтересовать эту всегда сонную, апатичную девушку. Он рассказывал ей об электрической выставке, которую посетил на днях, и попутно коснулся и самого электричества. Это был конек юноши. Он любил избранную им профессию. И говорил он с захватывающим интересом, увлекаясь сам и увлекая свою собеседницу. Красавица Неточка с чудно оживившимся лицом и загоревшимися глазами ловила каждое слово молодого электротехника. Словно проснулась она, когда Зоя Львовна подошла к ней, прося ее спеть. Неохотно поднялась со своего места молодая девушка и подошла к роялю. И через минуту нежные, бархатные звуки молодого сочного сопрано задрожали и понеслись по комнате.
Хорошо пела Неточка, и все присутствующие невольно замерли. И под звуки песни красивое, одухотворенное лицо Дмитрия Львовича приблизилось к Нике.
— Я придумал. Я нашел способ устроить вашу Тайну и выручить всех вас из беды, — услышала его голос Ника.
— Как? Что? Но как же? Как же?
— Да очень просто, — улыбаясь, произнес доктор, — пока не вернется из-за границы ваш барон, я продержу девочку у себя. Правда, квартирка у меня малюсенькая при госпитале, но авось места хватит. А денщик мой, Иван, славный парень и будет не худшей нянькой для вашей Тайночки, нежели ваш, как его, Бисмарк.
— О, какой вы милый, доктор, и как я вас за это люблю! — вырвалось из уст Ники, — и как вам отплатить за все это, уж и не знаю сама.
— А я научу.
— Научите, пожалуйста.
— Стало быть, вы находите, что я достоин награды? — тонко улыбнулся Дмитрий Львович.
— Конечно! Конечно!
— В таком случае, разрешите мне приехать к вам в вашу далекую Маньчжурию и сказать вашим родителям: вот девушка, сердце которой — сокровище, и оберегать его от ударов судьбы почел бы за счастье каждый, а я больше, нежели кто-либо другой.
Но для этого надо, чтобы и это чуткое милое сердечко забилось сильнее для меня. Я буду терпелив. Я буду ждать. И дайте мне слово, Ника Николаевна, если вам понадобится верный друг и защитник, любящее, преданное сердце, вы позовете Дмитрия Калинина.
Голос Дмитрия Львовича упал до шепота. Полны любви и ласки были сейчас его открытые честные глаза. В уголке у рояля их никто не слышал. Нета пела. Все присутствующие были поглощены ее пением. Даже Вовка и Золотая Рыбка оставили на время свои торты и обратились в слух.
Сердце Ники билось сильно и неровно. Ей, считавшейся еще ребенком, девочкой, в ее юные шестнадцать лет, открыл свою душу этот сильный, честный, благородный человек, брат любимой Зои Львовны, принесший все свои силы на алтарь человечества. Под звуки пения Неты он шептал ей о том, как он узнал от сестры о их бедной сиротке Таиточке, как тронуло его ее, Никина, доброта и как он сам себе сказал: 'Вот та, которую ждет мое сердце, та, которую я с первых лет юности бессознательно предчувствовал и любил'.
— Я не требую, — говорил он, — чтобы вы теперь же, по выходе из стен учебного заведения, дали слово соединить вашу жизнь с моею, но когда- нибудь. Когда я докажу свою преданность на деле, когда вы больше узнаете меня.
О, как забилось сердце Ники, как бурно заколотилось оно в груди при этих словах. Умное, честное лицо Калинина дышало глубоким чувством. Открытые, смелые глаза впивались ей в душу.
— Вы мне очень нравитесь, — смущенно пролепетала Ника, — и я уверена, что сильно и крепко могу привязаться к вам. Вы такой честный, благородный, нравственно красивый. Зоя Львовна рассказывала мне столько хорошего о вас. Каждая девушка только гордилась бы стать вашей женой. Но… но я еще так мало знаю жизнь. Я такая глупая. Ведь у меня одни шалости в голове, детские проказы. Какая же из меня выйдет жена?!
— Я не тороплю вас, Ника, но когда-нибудь потом. Вы позовете меня?
— О, да, да! Ведь вы же лучший из людей, которых я встречала! — вырвалось из груди Ники так искренно и непроизвольно, что Дмитрий Львович не мог не наклониться и не поцеловать маленькую ручку, протянувшуюся к его сильной энергичной руке.
— Ну, а теперь я бегу успокоить Ефима. Вечером в дортуаре сообщу нашим о том, что до поры до времени вы берете Таиточку к себе, — произнесла веселым шепотом Ника.
— Жалею, что не могу сделать этого на более продолжительное время и тем заручиться вашим расположением, — заметил молодой доктор.
— О, оно и так есть! — и с лукавым смехом девушка подбежала к столу, схватила из вазы с фруктами большую сочную грушу и, шепнув по дороге Зое
