представил, как новоиспеченный нео Глеб обгладывает с костей очередного убитого Ермаком мута сырое мясо, и с трудом сдержал рвотный позыв. Нейромант ненавидел проклятых нео всеми фибрами своей израненной души и искренне хотел уничтожить всех до единого дикарей, дабы не засоряли планету и не портили жизнь хорошим людям…
Вроде них с Бо.
Громобой едва-едва нашарил третью сверху ступеньку, когда спиной почувствовал на себе чей-то хмурый взгляд. Рефлекторно оглянувшись через плечо, он вздрогнул – увиденная картина заставила.
Бедняга Глеб, натуральный тупоумный верзила, каковых Громобой перевидал за свою жизнь с десяток тысяч, сидел в камере за массивными прутьями решетки и сверлил взглядом непрошеного гостя. Снаружи, аккурат рядом с помянутыми прутьями, валялись чьи-то останки – судя по ошметкам, когда-то это были крыланы.
– Ты – мясо? – безапелляционно спросил Глеб.
– А по мне разве не видно? – не удержался от колкости Громобой.
Тут Глеб на какое-то время завис – сказывалась чудовищная деградация из человека разумного в дикаря, думающего обыкновенно только о собственном прокорме.
И тот нео, что ныне смотрел на нейроманта из клетки, на первый взгляд ничем не отличался от прочих своих собратьев: большой, сильный, с лохматой шкурой на плечах… Однако во взоре Глеба присутствовало нечто такое, чего обычно не ожидаешь увидеть в глазах прирожденного дикаря.
«Хотя, может, это самообман?.. Но нет, не похоже…»
И действительно, на первый взгляд сохранилась в Глебе крохотная толика человека, вот только большой вопрос – сколько еще она в нем просуществует? Что, если Ермак, вернувшись, обнаружит, что сын изменился до необратимого состояния? Как отец переживет подобное странное и страшное событие – смерть души его единственного сына?
«Не хотел бы я в тот момент оказаться на его месте».
– Так кто ты, мясо или нет? – недружелюбно прорычал Глеб.
Он выглядел напряженным, готовым наброситься при первом намеке на опасность. Надо думать, если бы не прутья решетки, Глеб бы так и поступил – еще до того, как Громобой достиг середины лестницы. Но даже сейчас «нео» излучал враждебность в таких объемах, что в подвале буквально нечем было дышать. Громобой, впрочем, на это особого внимания не обратил: за свою жизнь он так часто оказывался в недружелюбной компании, что уже давно перестал на это хоть как-то реагировать.
– Человек я, друг твоего отца, – сказал нейромант, хмуро посмотрев на нео исподлобья.
– Отца? – осклабился Глеб.
Их взгляды встретились.
– Не помню отца, – по-звериному мотнул головой сын Ермака.
Громобой промолчал, лишь продолжил внимательно смотреть в глаза мутанта – не брешет ли, странной шутки ради? Показалось, что нет.
– Да и с чего б ему дружить с тобой, хомо? – презрительно фыркнул Глеб.
Нейромант резко выдохнул. Ну вот, приехали. Он, оказывается, не помнит
– Ладно, забудь, – махнул рукой Громобой. – Вон твое мясо, жри.
Он пнул дохлого ворма ногой, и труп подкатился к камере. Развернувшись, нейромант ухватился за перекладину лестницы и уже собирался покинуть подвал, когда сзади послышалось:
– Кабы не клетка эта, я бы тебя лучше сожрал. У хомо мясо помягче.
Нейромант вздрогнул и снова обернулся через плечо. Нео в его сторону уже не смотрел: просунув лохматую лапу между двумя соседними прутьями, он пытался дотянуться до трупа.
– А тебе почем знать, какое у хомо мясо? – медленно, с долгими паузами, спросил Громобой. – Ты его что, пробовал?
– Конечно, – осклабился нео.
Нейромант удивленно заморгал.
«Что он несет? Примерещилось ему, может, что-то, из-за мутации?..»
– Когда ты мясо хомо жрал-то? – спросил Громобой.
– Недавно.
– Брешешь.
– Хошь верь, хошь нет, а жрал совсем недавно такого же, как ты, – прорычал мутант, злобно сверкнув глазами. – Прямо тут, в подвале.
Громобой ушам своим не верил. Что же, получается, кто-то без ведома Ермака сюда спускался? Или Ермак все прекрасно знал, но просто не успел… или не захотел рассказывать о случившейся трагедии нейроманту?
– Что давно было – того не помню, – продолжал между тем Глеб. – А вот это было-то вот-вот…
