И пошел к двери.
Рабби Кёвеш держался из последних сил.
Это был главный спектакль в его жизни.
Уже почти теряя сознание, он продолжал лежать неподвижно, слушая, как удаляются шаги по кафельной плитке туалета. Дверь со скрипом открылась и снова закрылась.
Тишина.
Кёвеш выждал несколько секунд, чтобы дать убийце отойти подальше, а потом, больше не в силах терпеть, со свистом вдохнул. Пропахший мочой воздух сортира, казалось, был напоен небесным ароматом.
Рабби медленно открыл глаза. От недостатка кислорода он почти ничего не видел. Чуть приподняв голову, Кёвеш вдруг с ужасом различил темный силуэт у закрытой двери.
Человек в бейсболке с улыбкой смотрел на него.
Кёвеш обмер.
Киллер шагнул к рабби, железной рукой схватил его за шею и ткнул лицом в пол.
– Ты можешь задержать дыхание, – прорычал убийца, – но не можешь остановить сердце. – Он рассмеялся. – Ничего, я тебе помогу.
Через мгновение рабби почувствовал, как в шею вошла острая игла шприца. По гортани к мозгу устремился поток огненной лавы. На этот раз сердце сжалось по-настоящему. Посвятив основную часть жизни тайнам Шамаим – блаженному месту, где обитает Бог и почившие праведники, – рабби Иегуда Кёвеш понял: до разрешения всех мучивших его вопросов осталось совсем немного.
Пара ударов сердца.
Глава 44
В просторной туалетной комнате «Гольфстрима-G550» Амбра Видаль, подставив руки под струю теплой воды, смотрела в зеркало, едва узнавая себя.
Она взяла бокал, сделала глоток вина, с тоской вспоминая, как хорошо все было еще несколько месяцев назад – тихая уединенная жизнь, работа в музее. Ничего этого больше нет. Все пошло прахом в один миг, когда Хулиан сделал ей предложение.
Еще не отойдя от пережитого сегодня ужаса, она попыталась осмыслить, как все это могло произойти.
Нет прямых доказательств, что за убийством стоит принц Хулиан, возможно, он вообще
Последнее время Амбре приходилось оправдываться перед ревнивым женихом почти за каждую минуту, проведенную с Киршем, и потому она делилась с Хулианом многим из того, что знала о предстоявшей презентации Эдмонда. Теперь эта откровенность казалась ей безрассудной.
Амбра закрыла воду, вытерла руки и, взяв бокал, допила вино. Из зеркала на нее смотрела незнакомая женщина – некогда сильная и уверенная, а теперь растерянная, подавленная, мучимая раскаянием и угрызениями совести.
Мысленно возвращаясь в недавнее прошлое, Амбра спрашивала себя: а могла ли она поступить иначе?
Четыре месяца назад дождливым мадридским вечером она была на благотворительной выставке в Центре искусств королевы Софии. Большинство собравшихся устремились в зал 206.06 к «Гернике» – самому знаменитому экспонату музея, огромному, почти восьмиметровому полотну Пикассо, где изображены ужасы бомбежки баскского городка во время Гражданской войны в Испании. Амбре больно было смотреть на эту картину, слишком живо напоминавшую о кровавой фашистской диктатуре Франсиско Франко, правившего Испанией с 1939 по 1975 год.
Она предпочла уединиться в небольшом зале, где выставлены работы одной из ее любимых художниц – галисийки Марухи Мальо; успех ее сюрреалистических полотен в 1930-е годы полностью изменил представления об испанских художницах-женщинах.
Амбра стояла в одиночестве перед картиной «Вербена» – социальной сатирой, наполненной глубокими символами, – как вдруг услышала за спиной низкий мужской голос.
– Es casi tan guapa como tu, – прозвучали слова