Всё это плюс те умения и знания, которыми делился Иван Андреевич с подчиненными, и оказало на них влияние куда более действенное в плане дисциплины и послушания, чем беспредел остальных командиров. Кардашевцы всё это видели, а поскольку Иван Андреевич собрал возле себя изначально не самых глупых людей, то и прекрасно всё понимали. Но теперь они застыли в напряженно-молчаливых позах. Как уже говорилось, люди буквально ощущали витающую в воздухе серьезность момента и жаждали стать сопричастными тому, что собирался поведать Кардаш.
Тот еще раз кивнул, достал блокнот и что-то в нем отметил. Затем поднял взгляд, вновь обвел им присутствующих и тихо, но так, что услышали все, произнес:
– Ну что ж, настал, как говорится, наш час.
Затем он вкратце рассказал о случившемся и, как о чем-то само собой разумеющемся, о своем решении занять место Серпа. А потом сухо, без лишних эмоций и слов, сообщил подчиненным, что им нужно делать. Причем он расписал их действия сразу для нескольких вариантов возможного развития событий и озвучил кодовые слова и фразы, согласно которым бойцам следовало поступать в той или иной ситуации.
– Мы должны сработать четко и слаженно. Иначе мы проиграем. А это, смею вас уверить, означает для всех нас только одно – смерть. Даже не надейтесь, что Сургуч кого-то пощадит, как бы вы его ни умоляли.
Впрочем, он мог бы этого не говорить – характер и методы Сургуча были всем хорошо известны.
А потом Иван Андреевич добавил:
– Если кто-то не желает рисковать, чувствует нерешительность, приказываю тому остаться. В случае моей… нашей неудачи вы, возможно, хотя и не наверняка, заслужите от Сургуча пощады. Если же всё пройдет, как задумано, я никого наказывать не стану. Прошу назваться тех, кто остается.
Взгляды собравшихся бойцов забегали по залу, однако на месте остались все. Кардаш уже убирал в карман блокнот, когда раздался одинокий голос:
– Я остаюсь.
Все разом повернули туда головы, а те, кто стоял рядом с говорившим, шагнули от него в стороны. Иван Андреевич посмотрел на открывшегося его взору «отказника». Это был худой, долговязый боец с круглой, маленькой, полностью лысой, как у большинства, изъязвленной головой, на которой выделялись по-совиному круглые глаза и непропорционально длинный, загибающийся книзу нос. Прозвище Цапл подходило к этому молодому, вряд ли старше двадцати лет парню как нельзя лучше.
– Хорошо, Калачев, – сказал Кардаш и махнул рукой стоявшим поблизости к тому подчиненным: – Гришин, Стащук, связать его и запереть в соседней комнате!
Двое бойцов тут же ринулись исполнять приказ. Иван Андреевич подошел к побледневшему Цаплу, руки которого уже стягивали за спиной его же собственным ремнем, и, глядя в ставшие совсем огромными и круглыми глаза, спокойным тоном произнес:
– Для твоего же блага, Серёжа. Если мы проиграем, у тебя будет какое-никакое алиби.
К резиденции главаря Иван Андреевич почти летел – его подгонял нешуточный азарт. Откровенно говоря, Кардаш сам не ожидал, что настолько заведется – словно школьник, идущий на первое свидание с девушкой. На подходе к бывшей районной администрации он заставил себя сбавить шаг и к зданию подошел степенно, с лицом, выражавшим пусть и волнение, но всё-таки подобающее ситуации – тревожное, а не восторженно-хищное.
Возле входа в резиденцию стояла взмыленная, поводящая испуганным взглядом лошадь. Телега, в которую она была запряжена, выглядела так, будто на ней резали свиней – даже на землю сквозь щели натекла лужа крови.
Кардаш оглянулся. Его люди, как и было велено, разбившись по двое-трое, неспешно, словно прогуливаясь, выходили на площадь Ленина и вдоль одноименной улицы двигались в его сторону. То, что у каждого за спиной висел арбалет, а у некоторых и ружье – о поголовном вооружении своей команды Кардаш позаботился заранее, – могло бы, наверное, вызвать подозрение у особо проницательного наблюдателя, но вероятность встречи с таковым была минимальной – особой проницательностью среди лузских бандитов мало кто отличался.
В бывший кабинет Серпа Иван Андреевич вошел решительно, без стука, но его появление осталось никем не замеченным, слишком уж там было шумно и людно. В помещении собралось всё «население» бывшей администрации плюс основные бандитские заводилы из школы. Последнее Кардаша задело – получается, сначала о случившемся сообщили им, а о нем вспомнили в последнюю очередь. Впрочем, совсем скоро всё должно было в корне измениться, и заострять внимание на подобных мелочах Иван Андреевич не стал.
Бесцеремонно расталкивая галдящих бандитов, Кардаш стал пробираться к «рабочему месту» главаря. Пару раз его обматерили, кто-то даже ответил чувствительным тычком, но Иван Андреевич не отреагировал и на это, его мысли были нацелены на другое. Он был сейчас подобен сжатой, взведенной пружине спрятанного в левом рукаве его пальто секретного орудия.
Протолкавшись к восседавшему в кресле Серпа Сургучу, Кардаш остановился, сложил на груди руки и, прищурившись, стал рассматривать самопровозглашенного главаря. Сургуч, в отличие от него, даже с обезображенной язвами и коростами головой выглядел подтянуто и моложаво. На вполне симпатичном по нынешним меркам лице выделялись шикарные пышные черные усы – особая гордость Сургуча. А было дело, он даже отрастил угольно- черную бороду до пояса. Однако, став заместителем хозяина Лузы, почему-то с ней сразу расстался и начал бриться, что, впрочем, делал весьма
