где они будут в безопасности, и мы выйдем навстречу Ло-Мелхиину и не дадим ему больше красть и убивать наших дочерей.
Многие мужчины, встречавшиеся ему, были из деревень, откуда Ло-Мелхиин уже брал жен. Прочие же знали, что скоро эта участь постигнет и их, если я умру. Поначалу они не спешили следовать за моим отцом, но сестра сказала, что их убеждали женщины. Я в этом не сомневалась. Мужчины процветали при правлении Ло-Мелхиина, и пусть это стоило им дочери, но ведь дочь у них могла отобрать и суровая зима. Но жены и матери оплакивали каждую погибшую девушку и молились у моих алтарей, чтобы это не повторилось. Они говорили своим мужчинам, что надо ехать, и рано или поздно те соглашались.
По словам сестры, когда отец вернулся домой, его караван растянулся так далеко, что она не видела его конца. Тут она улыбнулась и сказала, что не стала смотреть на караван слишком долго, потому что увидела бледного человека, ехавшего рядом с моими братьями, и позабыла про все остальное.
– Я знала, что это тот самый человек со сверкающим металлом, – сказала она. Глаза ее светились любовью к нему, и, увидев это, я отпрянула. Это я породила в ней любовь, и я боялась, что сестра возненавидит меня, если узнает об этом.
– Он был не похож ни на кого другого, – продолжала сестра. – Он был такой бледный, что я поняла, почему твои братья считали его больным. Он снял свою куфию, чтобы она не закрывала его глаза. Позже он рассказал мне, что хотел рассмотреть шатры моего отца, но позабыл о них, увидев меня.
– Сестра, – прервала ее я. – За что ты любишь его?
Она посмотрела на свои руки, разрисованные хной к свадьбе. Она не услышала отчаяния в моем голосе.
– Сперва я и сама не знала, – сказала она. – Я задумалась, не потому ли я люблю его, что он совсем не такой, как все мужчины, которых я видела в своей жизни.
Что ж, хотя бы это было похоже на мою сестру. Она всегда любила приключения больше, чем я. Вполне естественно, что увидев столь диковинного мужчину, она полюбила его.
– Он рассказывал про свои горы и свои путешествия по пустыне, – продолжала она, – и на сердце у меня было тяжко. Я думала, что он собирается вернуться домой, на север. Но потом он сказал, что хочет остаться в пустыне. Он мог бы вернуться за рудой, но он захотел, чтобы пустыня стала его домом.
– И тогда меня охватила радость, сестра моя, – сказала она. – Потому что, выйдя за него, я смогла бы остаться здесь со своей матерью и твоей матерью, с твоими алтарями и с могилами наших предков. Мне не придется покидать шатры моего отца, и мой муж не попросит меня об этом.
Она так и не ответила на мой вопрос. Она не сказала, что любит его глаза или звук его голоса. Она не сказала, что его прикосновения заставляют ее кожу пылать. Но вдруг я поняла: она любила его за то, что он не пытался ее изменить. Неважно, я ли его сотворила или мой отец встретил его случайно. Моя сестра не выйдет за того, кто заставит ее безвылазно сидеть в своем шатре, закрывшись покрывалом. Этот бледный пришелец не возьмет другую жену, как сделал мой отец. Она будет принадлежать ему, а он – ей, и только ей. Вот почему она полюбила его. И от этой мысли мое сердце исполнилось радости.
– Пойдем, – позвала сестра. – Я покажу тебе, как мы покончим с правлением твоего мужа.
Радость у меня в груди окоченела, и вокруг нее заплясало медное пламя сотен молитв.
Глава 32
Мои братья отвели мать Ло-Мелхиина в шатер и оставили ее там с мальчиком-слугой и пожилой служанкой, поставив у входа в шатер троих стражников. Полог шатра был задернут, и внутри, наверное, было невыносимо душно, но я знала, что никто не войдет к ней без распоряжения отца. Когда сестра повела меня по деревне, показывая меня всем, будто призовую корову, я стала молить ее отвести меня к матери Ло-Мелхиина.
– Думаешь, она не сосчитала, сколько здесь людей? – спросила я. – Думаешь, она не догадалась, что последует за твоей свадьбой? Думаешь, она сама не настрадалась?
Сестра мгновение поколебалась, но повела меня к шатру. Глаза мужчин провожали нас – сестру в ее жреческих одеждах и меня в моем нарядном городском платье. Какими разными мы стали за столь недолгое время!
– Мать Ло-Мелхиина здесь, – сказала она, подведя меня к шатру. – Я подожду тебя снаружи, сестра. Возвращайся, когда поговоришь с ней.
Я кивнула и откинула полог. В шатре было просторно и не так душно, как я боялась. Мать Ло-Мелхиина хотя бы не захворает от жары. Пол был устлан коврами, а вокруг пахло благовониями, будто кто-то рассудил, что ее оскорбит запах коз, овец и простого народа. Ей принесли чай и фиников, как и любому гостю, приходившему в шатры нашего отца, хотя я не знала, остался ли кто-нибудь выпить с нею чаю, как требовали законы гостеприимства. Хотя я больше не жила со своей семьей, я все еще чувствовала себя обязанной заботиться о ее гостях.
– Добро пожаловать, госпожа, – обратилась я к ней, поклонившись, и уселась напротив нее. – Добро пожаловать в шатры моего отца.
Чаю больше не осталось, но я протянула ей миску с финиками, и она взяла один. Я тоже взяла финик и кивнула мальчонке, который накинулся на финики, будто не ел много дней. Мать Ло-Мелхиина негромко кашлянула, и мальчишка взял себя в руки, вспомнив, что хотя бы часть добычи надо отнести пожилой служанке. Та улыбнулась, надкусив финик.
– Что ж, поговорим о том, какая нынче погода в пустыне? – спросила мать Ло-Мелхиина. – Или же о стадах? Я заметила, что здесь их великое множество.
