И коты ни в чем не провинились — пусть у них будет заботливая хозяйка.
— Вы пока водички попейте, — посоветовала Лиза, доставая скрипку, и добавила: — А Сему можно сюда принести или лучше я к нему сама подойду?
Алина Никитична воззрилась на Лизу непонимающе, смаргивая слезы.
— Я ведь обещала его вылечить, — напомнила Лиза.
Хозяйка вспорхнула со стула легче мотылька, а через секунду вернулась с пушистым котом на руках.
Кот приоткрыл желтые глаза и мутно посмотрел на Лизу. Шерсть у него была тусклая, задние лапы безжизненно висели.
Лиза прикусила губу, мысленно приказала скрипке не бунтовать и занесла смычок.
Котов она никогда прежде не лечила и забвения не наколдовывала.
Но отступать было некуда.
Она вспомнила переложенные для скрипки «Мамины песни» Дворжака и заиграла. О радость, на этот раз скрипка покорилась сразу. Алина Никитична мерно закивала в такт музыке и принялась поглаживать кота.
Музыка убаюкивала, как осенний дождь, который мерно стучит по крыше, успокаивала, как журчание ручья или кошачье мурлыканье…
Доиграв и опустив смычок, Лиза поняла, что мурлыканье ей не примерещилось.
Пушистый кот свернулся клубочком на руках у Алины Никитичны и пел ей свою песенку, и слезы на лице у хозяйки высохли.
Лиза с облегчением выдохнула и дрожащими от усталости руками убрала скрипку.
Кот Сема спрыгнул на пол, со вкусом потянулся и благосклонно потерся о Лизины ноги меховым боком.
— Семочка, тебе лучше! — всплеснула руками хозяйка. — Вот так чудо! Ты моя радость!
Потом обернулась к Лизе и сказала: — Ну, девочка, оставь свой телефон, я тебе позвоню, может, куда и пристрою. Прости, забыла, как тебя зовут — Таня или Аня?
Лиза в изнеможении поняла, что сейчас опять придется врать и выкручиваться.
Спас ее телефонный звонок.
Алина Никитична взяла трубку, послушала частивший на том конце провода бойкий голосок, а потом вдруг раздула ноздри и раздельно сказала своим самым грозным грудным контральто:
— Милочка! Так уж и быть, я вашего ведущего заменю. Но! Только при условии, что вы меня анонсируете по-человечески, без фамильярностей, а не какой-нибудь Алькой-попрыгайкой! Кстати, я вам от души советую — смените заставку и название! Да-да! А потому, что это яйца бывают крутые, яйца, а не перцы и не кексы! И нет в русском языке такого глагола — «заценить», есть «оценить»! И не учите меня русскому языку, молодо-зелено!
Лиза схватила скрипку, улучила момент, когда хозяйка отвернулась, и беззвучно шмыгнула в прихожую. Там она оделась и под заинтересованными взглядами котов удалилась, оставив Алину Никитичну учить молодежь уму-разуму.
Хорошо хоть за русский язык можно быть спокойной, чего не скажешь обо всем остальном, устало подумала Лиза.
… По лестнице Лиза спускалась на ватных ногах, медленно, с трудом, а скрипка, как ей казалось, весила целую тонну. Колотил озноб, дрожали руки, а в голове творился полный сумбур. О чем думать прежде всего? С чего начать? Мысли бурлили, как пузырьки на поверхность кипящего супа.
То выскакивала мысль, что нужно, не мешкая, бежать в Радинглен, поднимать всех, срочно рассказать Филину и Инго правду об Амалии, пока та не устроила еще какую-нибудь пакость.
То становилось нестерпимо жалко погибших радингленцев, пропавших волшебников и даже Конрада с Паулиной.
И все-таки самой непереносимой была мысль про Коракса. От нее делалось трудно дышать, в груди спекался жгучий ком. Коракс помог ей встать, когда она поскользнулась на льду в Ажурии, и еще сказал «Не время падать, Ваше Высочество». Коракс принял на себя удар в Черном замке, чтобы они с Инго уцелели. Сколько она, Лиза, пробыла рядом с дедушкой? Получалось, что всего ничего. Как про него думать, как к нему относиться? Ведь от Паулины Лиза узнала о нем совсем мало, почти что ничего. Был он черным магом или нет? Хорошо бы все-таки не был. Разбираться в черной магии и заниматься черной магией — разные вещи. И еще непонятно, он только вредил Мутабору или все-таки поневоле помогал? Теперь уже спросить некого. Ох, ведь придется рассказать обо всем этом Инго, нельзя же держать его в неведении!
Или не рассказывать? Он из-за мутаборского наследства вон как изводится, а тут еще такая новость!
Про маму думать тоже было больно. Может, конечно, Паулина что и приврала, но все равно получалась вопиющая и непонятная несправедливость: как же Бабушка и Филин могли так поступить с Уной? Ну уж нетушки, подумала Лиза, со мной этот номер не пройдет! Пусть Инго правит, а я из кожи вон вылезу, но поеду в Амберхавен учиться дальше! Инго сам говорил, что от неученого мага одни беды, в том числе и на троне.
А особенно больно и страшно было думать про Бабушку. Лиза с ужасом поняла, что ее не было дома весь день, почти что с самого утра, а сейчас уже совсем поздно и темно! И Бабушка наверняка все это время волновалась — а ей нельзя волноваться, совсем нельзя! Бегом во дворец, бегом!
А еще ведь надо остановить Амалию!
