привычную тревогу: опаздываю! Не успеваю! Надо срочно бежать!
Куда и зачем надо бежать, я представлял довольно слабо, но совершенно точно знал, что там меня ждут. И от моего своевременного прибытия зависит благополучие – понятия не имею, чье именно. Всего Мира? Куманского Халифа? Дюжины обиженных судьбой сирот? Рыбака по имени Сао Батори, только что забросившего сеть в воды Великого Крайнего Моря? Тощего котенка, сбежавшего с фермы в окрестностях Гогина и утратившего надежду отыскать дорогу домой? Великого поэта Нанки Вирайды, известного, вернее, никому не известного под именем Пелле Дайорла? Или его друзей, мертвого и живого, автора Куманского Павильона – теплого безмятежного дня, стройного гула струн чуффаддага, ароматных рукавов прошедшей мимо незнакомки, размышлений о синей долины Лойи и прочего «непроницаемого пламени непознаваемого», что бы ни называл этими словами неизвестный мне куманский старик.
Теплее, уже теплее. Совсем тепло.
Впрочем, неважно. Главное – добежать.
И я бежал. Грешные Магистры, как же я бежал! В панике, задыхаясь, браня последними словами себя и все, что вставало у меня на пути. Бежал по улице Старых Монеток, по улице Рыбьих Глаз, что в Кеттари, по Пестрой Линии в Гажине, по скользким черепичным крышам, по вязким кучевым облакам, несся через Хумгат, спотыкался о древесные корни на лесных тропах, чтобы удержать равновесие, хватался за перила Шамхумского Птичьего моста, моля всех Темных Магистров, чтобы он не превратился внезапно в Большой Королевский между Правым и Левым берегами Хурона, и мне не пришлось бы начинать все сначала.
Если это и был экстаз, меняю его на дюжину кошмаров. С доплатой, лишь бы взяли и унесли.
Но я все-таки добежал. Сложно сказать, куда именно. Но вдруг почувствовал, что теперь все в порядке. Я на месте, Мир спасен, сироты садятся ужинать, рыбак Сао Батори вытащил сеть с дюжиной жирных рыб, котенок скребется в ворота родной фермы, Куманский Халиф вкушает пэпэо[45], все танцуют.
А я наконец могу просто спокойно полежать. По всему выходит, что именно так выглядит для меня алмазный предел блаженства. Все остальное – избыточная суета.
Возможность спокойно полежать я использовал на всю катушку. Лежал, пока не стало скучно. А скука – верный признак, что организм отдохнул. И, прикинувшись совестью, забормотал что-то вроде: «У меня столько дел, столько дел!» Что в переводе на человеческий язык означает: «Хочу поразмяться».
Да на здоровье, кто ж тебе запретит. В смысле, мне. Вставай и иди, куда захочешь.
Я встал и пошел.
Шел по залитой послеполуденным солнцем улице, потом зачем-то свернул за угол и внезапно оказался – даже не знаю, как правильно сказать: оказался ночью? в ночи?
В общем, там, за углом, была ночь и дул ветер – не то чтобы очень сильный, зато как бы во все стороны сразу. Поведение ветра не понравилось мне даже больше, чем темнота. Когда пытаешься сориентироваться, такие штуки сильно сбивают с толку.
– Цыц! – сказал я ветру. – Прекрати. Сам видишь, мне надо подумать.
Удивительно даже не то, что ветер меня послушался. А то, что после этого я действительно начал соображать. По крайней мере, вспомнил, откуда пришел, обернулся и обнаружил там каменную стену – гладкую, не перелезть. И заклинание, позволяющее проходить стены насквозь, вылетело из головы, словно бы и не знал его никогда. А может правда не знал? Только собирался выучить, да все откладывал на потом?
С меня бы сталось.
Ладно, будем искать другой выход. Не может быть, чтобы он не нашелся. Так не бывает.
Пространство, где я оказался, выглядело как очередная строительная площадка Новых Древних, куда добросердечные горожане стащили остатки мусора, каким-то чудом уцелевшие после эпопеи с Дворцом Ста Чудес. Всюду громоздились камни, доски, груды черепицы, сломанная мебель, битая посуда, тюки с тряпьем и прочий хлам.
За годы жизни в Ехо мое ночное зрение стало почти таким же острым, как у коренных угуландцев, в противном случае я бы вряд ли заметил узкий проход между двумя домами, не то недостроенными, не то, напротив, не до конца разрушенными – устремленные ввысь стены, провалы дверных и оконных проемов, и больше ничего. Обнаружив проход, удивился: у нас дома обычно или лепятся друг к другу вплотную, или наоборот, стоят в гордом одиночестве, окруженные палисадниками. В разных кварталах по-разному, однако такого компромисса, как узкая щель между стенами соседних домов, я до сих пор нигде не встречал.
«Все к лучшему, – подумал я, – наверняка через этот проход можно выбраться на улицу. Где, будем надеяться, все еще день. Ну или хотя бы горят фонари».
Но это была плохая идея. Штука даже не в том, что идти пришлось гораздо дольше, чем рассчитываешь, ныряя в проход между домами на обычной городской улице. Ну или на необычной. Все равно почти бесконечный проход между зданиями – совсем не дело. Но с этим я бы еще как-нибудь смирился.
