туланской шерсти, полустертый цеховой герб на старинной булавке для лоохи и специальные перчатки с отверстиями на кончиках пальцев, удобными для мелкого прикладного колдовства прямо на улице.
Важно, впрочем, не это, а тот факт, что в Нумбану Нумминорих отправился Темным Путем. Сам, без меня. Ну, то есть не совсем сам, а по моему запаху, точно так же, как я когда-то ходил по чужому следу, любой Мастер Преследования так начинает знакомство с Темным Путем, а для нюхача запах – тот же след, ничего особенного тут нет. Собственно, Нумминорих уже сто раз это проделывал, но всегда в моем обществе, под присмотром. А тут – один. За полторы, что ли, секунды, прошедшие между его исчезновением и отчетом: «Все в порядке», – я не поседел только потому, что от переживаний на самом деле вообще никто не седеет, это просто миф, дурацкий, но на удивление живучий.
Потом мы все старательно делали вид, будто спокойно занимаемся своими делами. Ну, то есть какими-то делами мы действительно занимались, но до «спокойно» нам было очень далеко. С одной стороны, ясно, что палатка Правдивого Пророка снова появится на ярмарке, в лучшем случае, завтра, а еще вероятнее, только через несколько дней, поэтому ждать сообщения от Нумминориха сегодня явно не стоит. А с другой, все равно больше ни о чем толком думать не могли. И не потому, кстати, что мы такие уж нервные и впечатлительные; я-то, положим, да, но мои коллеги, мягко говоря, не слишком. Просто все по-настоящему могущественные маги обладают удивительной способностью притягивать к своей персоне чужое внимание. Вспомнишь кого-нибудь из них случайно, просто к слову, а потом весь день только о нем и думаешь, совершенно невозможно выкинуть из головы. Я не раз замечал подобный эффект, и все, с кем я его обсуждал, включая Джуффина и сэра Шурфа, чья дисциплина сознания находится на запредельном по моим меркам уровне, подтверждают: так оно и есть.
А если учесть, что к Великому Магистру Хонне у всех нас теперь был особый интерес, потому что сдохнуть же от любопытства можно, гадая, что за правду он расскажет тебе и остальным, неудивительно, что мысли о нем заняли все свободное пространство в наших бедных головах.
В общем, лично я на нервной почве освоил-таки трюк с превращением в невидимку, хотя еще два дня назад мне казалось, я и за год этому не научусь. Изнывавший от нетерпения Мелифаро между делом благополучно расшифровал дневник куанкурохского математика, выяснил, что тот специально прибыл в Соединенное Королевство с целью научиться превращаться в какой-нибудь неодушевленный предмет и на собственном опыте выяснить, что при этом происходит с сознанием; вычислить, какой из сундуков в гостиничном номере лишний и помочь ему вернуться в исходное антропоморфное состояние после этого открытия оказалось совсем несложно. А Джуффин потом по секрету признался мне, что в одиночку подготовил черновик грядущего годового отчета, что в прежние годы занимало у него не меньше полудюжины дней. Удивительно все же, на какие чудеса мы оказываемся способны, когда беремся за них только для того, чтобы отвлечься от более насущных проблем.
Страшно подумать, сколь невиданных высот Очевидной Магии я достиг бы за оставшуюся часть вечера, но на пути моего стремительного духовного роста встал сэр Кофа. Он всегда готов помочь немного притормозить. Например, прислать зов и сказать волшебное слово: «Пошли». В Кофиных устах это заклинание обычно сулит небывалое блаженство. В смысле, какой-нибудь новый или просто неизвестный мне прежде трактир с совершенно сногсшибательной кухней.
Поэтому я не стал переспрашивать: «Куда?» – или, упаси боже: «Зачем?» А просто встал и пошел как миленький. На Сияющую улицу. Потому что Кофа предложил встретиться именно там.
Сияющая улица находится буквально в двух шагах от Мохнатого Дома. Довольно забавно себя чувствуешь, когда проходишь мимо собственной двери и шагаешь дальше, как совершенно посторонний прохожий, который с легкой завистью косится на высокий красивый старинный домище, неуверенно думает: «Наверное, для жизни он все-таки великоват», – и сам себе не верит. Хотя «великоват» – это еще мягко сказано.
– Давно мы с тобой вместе не ужинали, – сказал Кофа, появляясь передо мной, на первый взгляд, буквально из ниоткуда, а на второй – из-под неприметной арки, венчающей вход в маленький темный двор.
К моему удивлению, выглядел он именно как сэр Кофа Йох. В смысле вообще без намека на маскировку, даже свою старомодную курительную трубку из драгоценной древесины бонхи, с которой его постоянно рисуют газетчики, демонстративно держал в руках. В Кофином исполнении это все равно что выйти на улицу с плакатом, на котором гигантскими буквами, черным по белому будет написано: «ДА, БЛИН! ЭТО Я!»
Ну надо же.
– Давно – не то слово, – согласился я.
– Просто ты перестал дежурить по ночам, – объяснил он. – Раньше было очень удобно: если вдруг среди ночи захочется провести время в приятной компании, ясно, что ты сейчас все равно клюешь носом на службе и открыт к любым предложениям. А теперь поди угадай, когда ты обрадуешься приглашению, а когда просто согласишься из вежливости и будешь потом втайне досадовать, что тебе оторвали от более интересных дел. Я этого не люблю.
– Давайте договоримся, что я никогда не буду соглашаться из вежливости, – предложил я. – Сам терпеть не могу, когда удовольствие превращается в обязательство.
– Не пойдет, – ухмыльнулся Кофа. – Получать отказы я не люблю даже больше, чем вежливое вранье. Сам понимаю, что глупо, но есть у меня такая слабость. Поэтому ничего не поделаешь, будем и впредь ужинать вместе реже, чем в старые времена. В тех редких случаях, когда я твердо уверен, что ты не знаешь, куда себя деть. Вот сегодня я практически не сомневался.
