– Только в некоторых кварталах, опустевших в Смутные Времена. Любой разумный человек скажет тебе, что причиной тому – относительно неудобное расположение, почти полное отсутствие трактиров и самых необходимых лавок, неоправданно высокие цены и весьма далекое от идеального состояние жилья. Все это верно, однако вокруг – точно такие же неудобные дорогие кварталы, где ни одной свободной квартиры не отыщешь. Такой вот парадокс. Как думаешь, почему?
– Из-за Смутных Времен?
– Соображаешь. Да, я уверен, дело именно в этом. Ясно, что во всем Старом Городе вряд ли найдется улица, где за все время гражданской войны вообще никто не был убит. Но когда в одном месте сконцентрировано слишком много несчастий, люди это чувствуют и не хотят там жить. Хотя мало кто сможет внятно объяснить, почему отказался от прекрасного удобного дома, сочтя его слишком дорогим, и тут же купил или снял такой же, примерно за ту же цену, всего в нескольких минутах ходьбы… С другой стороны, сложившаяся ситуация на руку бедным студентам. Можно сказать, так город заботится о них.
– А при чем тут студенты?
– Да при том, что приезжим студентам надо где-то жить, – усмехнулся Кофа. – А деньги даже на самое скромное жилье не у каждого есть. Королевских стипендий на всех не напасешься, а работать, если хочешь серьезно учиться, некогда, особенно на первых курсах, когда важно ничего не упустить. Голод им, хвала Магистрам, не грозит[107], а с жильем выкручиваются так: небольшой компанией заселяются в какой-нибудь пустующий дом, занимают несколько комнат, обычно подвальных, чтобы жечь свет, не опасаясь, что заметят с улицы, входят и выходят тайком от соседей и живут тихонько, пока их не застукает приехавший с ревизией наследник или посредник, действующий по его поручению. Тогда собирают вещички и отправляются искать новый приют. Теоретически самовольное использование чужой собственности должно немедленно пресекаться и караться штрафами, однако большинство полицейских относятся к студентам сочувственно и без особой нужды не гоняют. Лично я целиком одобряю такой подход. Не всем в Мире повезло с богатыми родственниками – так что ж теперь, не учиться? К тому же, пользы от их присутствия больше, чем вреда. Дома, которые подолгу занимали студенты, понемногу пропитываются их настроением и в конце концов снова становятся пригодны для счастливой жизни. Как по мне, потрепанная мебель и пара-тройка нечаянно разбитых зеркал – совсем невысокая плата за такую услугу.
– Слушайте, так во всех этих наших пустых домах тоже могут жить студенты?
– Этого я пока точно не знаю, поскольку специально за студенческими переселениями не слежу, – пожал плечами Кофа. – Но когда сэр Мелифаро закончит инструктаж полицейских и наконец приступит к осмотру домов, это сразу выяснится. Чего молодежь точно не умеет, так это тщательно скрывать следы своего присутствия. Даже магия особо не помогает: сделает какой-нибудь юный гений все свое барахло невидимым, а крошки со стола смахнуть не догадается. И вонь от дешевого табака на весь дом. И любовная записка пальцем на пыльном оконном стекле, чтобы уж точно никто мимо не прошел.
Я невольно улыбнулся, потому что и сам бы так прокололся. К гадалке не ходи.
– Кекки прислала зов. Говорит, ты им срочно нужен, – вдруг сказал Кофа.
– Им? – удивленно переспросил я, но тут же вспомнил, что отправил ее вместе с Нумминорихом. И получается, правильно сделал.
Впрочем, нет, все равно неправильно. Самому надо было с ним идти и проследить, чтобы не сбылись его худшие опасения. А уже потом с легким сердцем обозвать нас обоих тревожными индюшками и отправляться на Темную Сторону. Никуда бы она не делась за полчаса.
Дырку надо мной в небе, когда я уже поумнею, а?
– На улице Мрачных Дверей? – спросил я.
– Нумминорих там, а Кекки, сам понимаешь, отошла на несколько кварталов, чтобы поговорить.
– Ясно, – кивнул я. – Тогда я сейчас.
Миг спустя я уже был на улице Мрачных Дверей. Почему-то оказался там вместе с креслом, в котором сидел. Видимо, делая воображаемый шаг в темноте, забыл мысленно из него подняться, как делал до сих пор. Вообще не подумал, что к моей заднице прилагается какое-то кресло. И вот нам результат.
Ладно, по крайней мере, Кофе развлечение. Может теперь годами шпынять меня за разбазаривание казенного добра.
К счастью, совместный переход Темным Путем не сделал кресло частью моего тела, и мне удалось его покинуть. А что не с первой попытки – так это на нервной почве. У меня от предположений, что могло случиться с Нумминорихом, колени тряслись.
Интересно, где он? – спросил себя я, оглядываясь по сторонам. – В каком из домов? Надо было сперва узнать, а потом уже нестись сюда, сломя голову. Что-то я по всем пунктам удивительный молодец. В смысле, из ряда вон выходящий придурок.
К счастью, Кекки уже бежала мне навстречу.
– Вот хорошо, что ты уже тут! – издалека крикнула она.
– Что с Нумминорихом? – спросил я. – И где?..
– В желтом доме, – отрапортовала Кекки. – Жив, цел, в сознании. Но очень… не знаю, как лучше сказать… грустит.
Облегчения от ее слов я не почувствовал. Слишком уж хорошо знаю, что может стоять за этим «очень грустит».
Кекки догнала меня уже у высокого забора, окружавшего желтый особняк. Сказала, указывая на зияющую в нем дыру:
