фига» – ну так ничего не попишешь. Надо уметь проигрывать. Не знаю, на кой мне сдалось это умение, но так говорят.
Однако ни ярости, ни облегчения я не испытал. И вообще ничего выдающегося. Просто сел рядом с ним и сказал:
– На моей памяти ты еще никогда не объявлялся настолько не вовремя. Но я все равно рад тебя видеть.
– Надо же, – удивился мой друг. – А я-то уже приготовился с тобой спорить. Даже запасся разными разумными аргументами. Потому что основной: «умирать я тебя не отпущу», – мне самому кажется излишне эмоциональным, а значит, недостаточно убедительным.
– Да почему же. Вполне убедительный аргумент, особенно когда за словами стоит возможность применить их на деле. А не отпустить меня сейчас легче легкого: достаточно просто не дать мне уснуть. Ну или остаться рядом и будить через каждые две минуты. Кто угодно справился бы. А тебя я за это даже не убью. Другой вопрос, как я буду потом жить дальше. Но проблемы следует решать по мере их поступления, да?
– Вот именно. Тем более, что жить дальше ты будешь отлично. То есть первые два-три дня, согласен, довольно непросто, но потом на что-нибудь отвлечешься и забудешь, что была такая беда. И даже со мной снова начнешь разговаривать, потому что без меня тебе быстро становится скучно. Как видишь, я все предусмотрел.
– Как узнал-то? – спросил я.
И так отчаянно зевнул, что понял наконец причину своего равнодушия к провалу этой затеи. И ярость, и огорчение, и даже облегчение требуют много сил. А я слишком устал.
– О твоих намерениях? Как обычно: посмотрел на тебя и узнал. Иногда ты слишком громко думаешь, сам виноват.
– Кончай заливать. Кто-то меня заложил. Кофа? Нумминорих? Карвен вызнал последние новости от своей подельницы? Ставлю на мальчишку. Он ябеда, я это сразу понял.
– К сожалению, нет. Приходится признать, слежка за тобой у меня организована из рук вон плохо. Все сам.
– Но зачем-то ты сюда пришел. В нужное время, в правильное место. Только не говори, что случайно мимо через лес пробегал.
– Пришел, чтобы составить тебе компанию. Я имею в виду, быть рядом в тот момент, когда тебе придется унести этот шар из Сердца Мира. Ты твердо обещал Сотофе покончить с ним до рассвета; ясно, что уложиться в срок можно только отправившись куда-нибудь Темным Путем. И не менее ясно, что делать это ты очень не хочешь. А ходить Темным Путем, когда не желаешь достигнуть намеченной цели, очень опасно; я тебе не раз об этом говорил, и ты даже делал вид, будто внимательно слушаешь, но не то чтобы у меня были какие-то иллюзии…
– Погоди, – сказал я. – Так ты, получается, пришел сюда, чтобы за мной присмотреть? Взять за шиворот, безопасно провести Темным Путем на край Мира и оставаться рядом, когда я буду рычать от бессильной злости, что сдал этих пятерых незнакомцев, и вот прямо сейчас они умирают, пока я сижу, как дурак? Что тут скажешь, спасибо. С тобой и правда гораздо лучше, чем одному. Но я бы не додумался попросить.
– Естественно. Если бы додумался, это был бы уже не ты. Справляться с самым невыносимым самому – понятная мне форма гордыни. Совсем дураком был бы, если бы вдруг решил тебя за это упрекать.
– Получается, я сам себя выдал, – вздохнул я. – Идиот. Мог бы сказать, что упросил Иллайуни заняться проблемой, и все, что мне теперь надо для полного счастья – уснуть и вежливо его поблагодарить.
– Поверить в это мне было бы непросто. Все-таки я достаточно много знаю о характере и обычаях старых кейифайев. За чужие дела они не берутся ни на каких условиях. Что он научил тебя каким-то своим приемам – уже чудо.
– Кстати, пока не научил.
– А это похоже на правду. Но если так, на что ты рассчитывал? Собирался положиться на импровизацию? Как всегда?
– Это Иллайуни собирался положиться на импровизацию. Он твердо обещал мне присниться, а дальше – по обстоятельствам. Сказал, как его левая пятка пожелает, так и поступит. Может быть отговорит меня суетиться, может быть научит нужным приемам, во сне это всяко проще, чем наяву. А может быть действительно сделает все сам.
– Сделает сам?! Слушай, а ты уверен, что он – старый кейифай? Не самозванец?
– Понятия не имею. Экспертизы я, сам понимаешь, не проводил. Но, по крайней мере, когда он позволил мне умереть его смертью, это было довольно сильное впечатле…
– Что?!
– Умереть его смертью, – повторил я. – Да ладно тебе, не сходи с ума. Просто достоверная иллюзия гибели, в безопасной обстановке, под присмотром специалиста. Говорит, хотел сбить с меня спесь. Но ничего не вышло: я легко отменил пески, которые меня погребли. И, как видишь, благополучно воскрес. А спеси только прибавилось.
– Отменил пески, которые тебя погребли? – переспросил Шурф.
Глаза его вспыхнули в темноте, мне сперва показалось, недобро. Я даже успел подумать: похоже, Иллайуни теперь не поздоровится, зря я его выдал. Но потом понял: мой друг сейчас сам едва жив, очень уж близко подошла к нему его собственная смерть, все эти годы, нетерпеливо ожидавшая своего часа. Готов спорить, что Шурфу Лонли-Локли суждено однажды умереть от любопытства. Ничем иным его, пожалуй, уже не проймешь.
И я, конечно, сразу сообразил, что это мой шанс. Совсем дураком был бы, если бы за него не ухватился.
