ту пору, пожалуй, все-таки побольше, чем сейчас, – по той простой причине, что друзей, приятелей и просто знакомых у меня было гораздо меньше. И трактиров, регулярно появляться в которых я считал своим долгом, раз-два и обчелся. И ходить Темным Путем я еще не умел, а значит, был избавлен от мучительной необходимости ежедневно выбирать, на берегу какого из морей мне нынче угодно любоваться закатом. И еще великое множество наслаждений, включая регулярное хождение по потолку было мне в ту пору совершенно недоступно. Что само по себе, конечно, довольно досадно, но на практике способствовало душевному покою и долгому крепкому сну – по большей части, в положении сидя, но этому искусству я научился, можно сказать, мгновенно. С полпинка.
Спать на ходу с открытыми глазами, поддерживая более-менее осмысленный диалог, оказалось гораздо трудней. Я пока не справляюсь.
В общем, нет ничего удивительного, что, когда несколько дней спустя Базилио спросила, разрешу ли я ее учительнице приходить в Мохнатый Дом или им следует подыскать другое место для занятий, я сперва вообще не понял, о чем речь.
– Что за учительница? Чему она собирается тебя учить?
– Математике, конечно, – вздохнула Базилио. – Сочинение по истории Соединенного Королевства я, пожалуй, и без дополнительной подготовки как- нибудь напишу; Дримарондо говорит: там на самом деле всего-то и надо – продемонстрировать связность мышления, общую эрудицию и умение управляться с самопишущими табличками, на остальное смотрят сквозь пальцы. А вот математика…
Тогда я наконец сообразил, что речь о вступительных экзаменах. Похоже, Базилио твердо вознамерилась побороться за право участвовать в студенческих попойках.
– В своем кабинете ты можешь принимать вообще кого угодно, включая портовых нищих и беглых владык Арвароха, – сказал я. – Но в гостиной – только тех, кто понравится мне и собакам. Мнение кошек по-хорошему тоже следовало бы учитывать, но тогда в этом доме не останется никого кроме тебя.
– Ну, конечно, мы будем заниматься в кабинете! – просияла Базилио. – Но вообще она, по-моему, симпатичная. Хотя, конечно, очень строгая. Почти как ты.
Я был потрясен столь высокой оценкой. Стать образцом строгости, пусть даже в глазах отдельно взятого юного чудовища я, честно говоря, даже не мечтал. Просто не мог вообразить столь головокружительную карьеру.
– Я имею в виду, при первом же взгляде на нее сразу ясно: если ей что-нибудь придется не по нраву, всем конец, – пояснила Базилио. – Но к тебе я довольно быстро привыкла, значит, и с леди Тайярой как-нибудь сумею поладить.
– С леди Тайярой, – повторил я. Просто чтобы занять делом свою нижнюю челюсть, которая так и норовила отвиснуть. И ее можно понять.
– Леди Тайяра Ката, – кивнула Базилио. – Нумминорих говорит, она способна научить математике даже равнинного креггела[135].
– А что, равнинные креггелы от природы неспособны к точным наукам?
– Доподлинно это неизвестно. Просто до сих пор не было возможности проверить. Говорят, у равнинных креггелов настолько вздорный характер, что стоит им услышать: «Дважды два четыре», – тут же начинают спорить: «С какой это стати четыре? Что за чушь? Кто тебе такую глупость сказал?» – и это, сам понимаешь, несколько затрудняет дальнейшее обучение.
Я был вынужден признать, что, скорее всего, так и есть.
– Тем не менее, Нумминорих совершенно уверен, что леди Тайяра смогла бы найти подход даже к равнинным креггелам – при условии, что они сами к ней пришли бы. Гоняться за ними по болотам она ни за что не станет. Вероятно, именно по этой причине среди выдающихся математиков Соединенного Королевства ни одного равнинного креггела пока нет, – завершила Базилио.
– Если ты собиралась повернуть разговор так, чтобы я захотел познакомиться с этой леди, у тебя отлично получилось, – сказал я. – Обожаю женщин, которые не гоняются по болотам за креггелами. В наше время такие большая редкость! Когда у вас первый урок?
– Вот уже… – она ловко поймала панически мечущиеся по столу часы; даже думать не хочу, кто и зачем их так жестоко заколдовал, – буквально через десять минут. Я хотела спросить разрешения раньше, но…
– Меня не было дома, – вздохнул я. – А ты никак не могла решить, достаточно ли серьезен этот вопрос, чтобы воспользоваться Безмолвной речью, которую я терпеть не могу. Имей в виду, я высоко ценю твою деликатность. И смотрю на тебя совсем не сердито, а просто с ужасом и отчаянием человека, которому предстоит неотвратимое знакомство с учительницей математики. Я их с детства боюсь.
– Правда? – изумилась Базилио. – Тогда знаешь что? Спрячься в башне. Я ее туда не пущу!
– Спасибо, друг, – улыбнулся я. Рад, что ты готова меня защитить. Но тогда я умру от любопытства. А умирать мне сейчас никак нельзя. Кучу народу подведу.
– Вижу вас как наяву, – сказала леди Тайяра Ката. И буквально на миг прикрыла глаза ладонью.
По этому жесту можно довольно много понять о незнакомом человеке. Дети и приезжие, недавно познакомившиеся с нашими правилами хорошего тона, стараются выполнить ритуал правильно, честно зажмуриваются и руку от глаз не убирают, пока не договорят приветственную фразу; я сам поначалу так делал, чего уж там. Военные и полицейские резко поднимают руку и растопыривают пальцы, стараясь закрыть все лицо; Королевские придворные, напротив, совершают плавное движение, и кисть руки при этом выглядит почти вызывающе расслабленной. Отставного колдуна из давно упраздненного
