любопытных глаз – видимо, те самые бессовестные карманники.
– Ты-то тут при чем, мальчик? – изумился Кофа.
– Просто это же моя самая большая мечта исполнилась, – смущенно объяснил Трикки Лай. – Еще раз увидеть море. Очень без него скучаю, а из Ехо мне уезжать нельзя, вы в курсе. И вдруг море само ко мне пришло! Но я тут действительно ни при чем. Просто получил подарок. Знать бы еще, кого за него благодарить. А вы уже знаете?
Кофа мрачно помотал головой. Думаю, ему было очень непривычно не знать имени виновника столь грандиозного происшествия. Вроде бы и понятно, что сновидцы из других миров – совершенно не его специализация, а все равно досадно.
– Если вдруг узнаю, обязательно скажу, – пообещал я.
В этот момент один из карманников решил воспользоваться благоприятной ситуацией и рванул с подоконника вниз. Явно не сообразил, что попадать в наши с Кофой объятия – то еще удовольствие. Я-то, положим, ладно, а Кофа – человек старой школы, он за такие сюрпризы и в ночной горшок может превратить. Или, к примеру, в сапожную щетку. Потом, конечно, расколдует, но неповторимых впечатлений хватит на всю оставшуюся жизнь.
Однако вмешиваться нам не пришлось. Трикки Лай даже с места не двинулся, только протянул руку, что-то сказал – мне показалось, коротко выругался – и беглец снова оказался где ему положено. То есть на подоконнике рядом со следователем.
– Городские сплетни не врут, от меня действительно невозможно удрать, – ласково сказал ему Трикки Лай. – Это же вообще самое первое, чему я научился, прежде чем занять свою должность. Потому что какой смысл всех вас ловить, если удержать невозможно? Пустая трата времени и сил.
– Ого! – восхитился я. – Вот это класс!
– Да, очень неплохо, – подтвердил Кофа. – С мало-мальски умелым колдуном такой простой фокус, конечно, не пройдет, ну так полиция ими нынче и не занимается.
Ох. В мое время «простыми фокусами» у нас назывались совсем другие вещи. Но говорить это вслух я благоразумно воздержался.
Сказал:
– Пойду посмотрю, как пляшут на набережной. Когда еще доведется.
– Судя по тому, как развиваются события, еще неоднократно, – ухмыльнулся Кофа.
Но я все равно пошел в сторону Гребня Ехо. Пошатываясь, как пьяный от переполняющих меня противоречивых чувств, по грудь в сверкающей изумрудно-синей воде, которой на самом деле не было.
Которая одна только и была сейчас вокруг.
Музыку я услышал еще издалека.
Традиционная Угуландская танцевальная музыка проста, незатейлива и не сказать чтобы разнообразна – бесчисленные задорные вариации на тему хорошо если полудюжины популярных мелодий, как по мне, довольно навязчивых. Зато воздействие этих мелодий на слушателя таково, что ноги его сами пускаются в пляс, не спрашивая разрешения у головы, которая в это время вполне может порицать невзыскательный вкус местной публики. Остальному организму до ее мнения дела нет: ноги пляшут, руки размахивают им в такт, сердце ликует, а голос, страшно сказать, подпевает – если, конечно, их властелин не обладает железной волей, способной утихомирить тело.
Я – обладаю. Потому не приплясывал на ходу. Ну, скажем так, почти не. Тем более под водой это совершенно незаметно.
А оказавшись на набережной, я застыл, распахнув рот. И впервые за очень много лет пожалел, что у меня нет с собой фотокамеры. Ну, собственно, ее и быть не могло, местное человечество ничего подобного пока не изобрело и, как я понимаю, не планирует. Довольствуются простенькими волшебными зеркалами, в которых иногда застывают отражения, причем не по воле владельца, а когда зеркало само того пожелает; никогда заранее не знаешь, что в итоге получится – парадный портрет или злобная карикатура, которую следует как можно скорее расколотить, а осколки закопать в землю поглубже, чтобы никто никогда не нашел. Говорят, это и есть самое интересное – ждать сюрприза, гадая, кто из домашних отразится в зеркале последним и как при этом будет выглядеть. Мне такой фатализм совсем не близок, но сейчас я бы не отказался даже от дурацкого зеркала – вдруг повезет, и в нем навсегда отразятся смеющиеся люди в развевающихся одеждах, танцующие по горло в воде, которая не стесняет их движений.
Я стоял и думал, что счастье, конечно, бывает разным и со стороны выглядит тоже по-разному, часто вообще никак, но из открывшегося мне зрелища мог бы получиться отличный парадный портрет счастья. Вот так оно проявляется, когда хочет, чтобы его заметили, оценили и поняли все.
Ну, по крайней мере я заметил, оценил и понял. И жадно смотрел на мелькающие улыбки, взлетающие к небу руки, солнечные блики на поверхности воды – пока мне не закрыли глаза.
То есть натурально подошли сзади и закрыли глаза ладонями. Так школьницы часто делают: «Угадай, кто?»
Конечно, я угадал.
Вернее, не угадал, а просто сразу узнал. Некоторые прикосновения – это гораздо больше, чем голос и даже лицо, особенно в помешавшемся на магии Мире, где голоса и лица порой меняются по несколько раз на дню, зато тепло рук и тяжесть тени неизменны и выдают с головой – но только тем, кто очень хорошо нас изучил. И кому мы сами совсем не прочь показаться.
– Сейчас вы спросите, почему я до сих пор так и не зашел поздороваться, – сказал я. – А я не придумаю, что тут можно соврать, и честно отвечу, что
