– За тебя, – сказал он.
Она улыбнулась.
– Ты не изменился.
– Это похвала или порицание?
– Ни то, ни другое… почему-то я представляла тебя иным…
– С волосами, – пошутил он.
Ева критически оглядела голову собеседника.
– У тебя красивая голова, академическая, внушающая уважение. Волосы не обязательны.
– Спасибо за комплимент.
– Это не комплимент, констатация факта, я и раньше не обращала большого внимания на твою причёску. Важней было другое.
– Что именно?
Она не ответила.
– Давай выпьем за успех безнадёжного дела.
– Это тост моего друга Толи Новикова.
– Я помню и люблю этот тост.
Они сделали по глотку вина, помолчали.
– Ты всегда очень убедительно молчишь, – заметила Ева. – А это отражает глубину человека лучше всех слов.
– Не знаю, как насчёт глубины, но живу я тихо и незаметно, и мне это нравится.
Калёнов улыбнулся.
– Ты начала писать стихи?
– Это Пушкин.
– Его стихи я знаю плохо, мне ближе Блок. А вот проза Александра Сергеевича гениальна.
– И стихи его гениальны, в них надо вжиться, вникнуть, и многое становится понятным. Я изредка листаю сборники.
– Как тебе вино?
– Я не большой знаток вина, ты знаешь, но это великолепно!
– Раньше ты пила только соки.
– Время изменилось. – Ева принялась за еду.
Понаблюдав за ней, Калёнов тоже взялся за нож и вилку.
– Я слышал, ты развелась с мужем.
Она подняла голову, глаза женщины потемнели.
– Прошу тебя, не порти ужин! Я не хочу говорить о прошлом, всё осталось позади… и слава богу!
Максим Олегович медленно продекламировал:.
– Не хочу я себя в этом суетном мире оправдывать, я не более грешен, поверь мне, дружище, чем ты…
Ева замерла, прислушиваясь к себе самой, словно искала что-то в душе, посмотрела на него прямо.
– А это чьи стихи?
– Моего давнего приятеля Юры Ковалёва. Он хороший поэт и славный мужик.
Ева перестала есть, потянула руку к бокалу, и Калёнов добавил ей вина из бутылки.
– Скажи честно, почему ты согласился войти в группу?
– А ты?
Она нахмурилась.
– Терпеть ненавижу, когда отвечают вопросом на вопрос!
