Ага. Иван теперь вполне мог именоваться помещиком, потому как стал обладателем двух семей общим числом в двадцать три души. Шесть работников мужеского полу, семь баб и девок от тринадцати до сорока лет. Остальные – мальцы от года до девяти. При них двадцать десятин пахотной земли, столько же выпасов и сенокосов. Да неугодий, то есть лесу, тридцать десятин. Только деревья там уж больно худые. И за все это добро Карповым было уплачено пятьсот рублей. Грабеж!!!
Ну да деваться некуда. Нужно же как-то корни пускать. А то ведь он тут никто и звать его никак. Теперь же за ним и землица, и людишки. Да и местечко в восьми верстах от пригорода Остров, на берегу речушки Пенной, ему подходило как нельзя лучше. На реке вполне можно поставить плотину для привода механизмов будущего завода. Опять же, Великая – вот она, под боком, а значит, и суда с иноземной рудой легко подойдут, и купцам куда пристать будет. Планы у Ивана были большие.
Хм. Знали бы господа бояре, насколько большие, наплевали бы на выгоды от возможной размолвки великой княгини и царя. Причем все без исключения бояре. Впрочем, это дело будущее. Пока же все больше тишком да бочком…
Выйдя из толпы, Иван с удовольствием поднял голову и глянул в синее небо. Май выдался теплым, что не могло не радовать. Птички поют, вокруг зелень… Точнее, сейчас все больше белого, потому как самая пора цветения плодовых деревьев. А они тут повсюду. И просто одуряющие запахи весны.
Поправив шапку, Иван пошел прочь с соборной площади псковского крома[3], где и проводились собрания веча. Оно еще не закончилось, и на помосте уже выкликают следующий вопрос, достойный внимания вечевиков. Вообще-то, сомнительно, что даже его проблема должна была обсуждаться толпой. Тут и органы самоуправления вполне справились бы. Ну да Пятницкому виднее, как и что устраивать. А может, бросая народу вот такую мелкую кость, бояре и малое вече отвлекали их от более серьезных вопросов, решая их кулуарно.
Едва только вышел за ворота, как сзади тенями пристроились двое здоровяков. Борис и Емеля, его боевые холопы. Они теперь всюду сопровождали Ивана. От греха подальше. А то случались прецеденты. Эти же ребята проверенные и присягой повязанные. Конечно, у современников Ивана понятие «долг, честь, присяга» по большей части вызывает усмешку. Но только не у местных аборигенов. Для подавляющего большинства из них клятвы и честное слово священны.
Что за такие метаморфозы? Какие современники и при чем тут аборигены? Да, в общем-то, все просто и невероятно сложно одновременно. Во всяком случае, Иван понятия не имел, как объяснить все то, что случилось с ним пять лет назад.
Это он сейчас крепкий, высокий и статный парень двадцати двух лет отроду. А тогда ему было за сорок, он уже лысел и был состоявшимся дядькой, возившимся в свое удовольствие в собственной мастерской. И жил не в конце семнадцатого века, а в начале двадцать первого. Интересно? А уж ему-то как интересно, просто жуть.
Так уж вышло, что в своем времени, или все же мире, Ивана Рогозина сбил автомобиль, и очнулся он в прошлом, в теле подростка Ивана Карпова. Причем не просто в прошлом, а альтернативном. Многое было схоже с его миром, по крайней мере, из того, что помнил он. Но хватало и отличий.
К примеру, России нет, как и царя-реформатора Петра Великого. Хотя молодой реформатор все же сейчас восседает на русском престоле. Только зовут его Николаем из рода Рюриковичей. Вот так.
Русское царство присутствует, но в сильно усеченном виде. Новгородские земли вполне даже превосходят его по площади, так как, кроме северных территорий, простираются на Северный Урал и дальше в Сибирь и на Дальний Восток. Псковская земля в сравнении с этими двумя гигантами – сущий карлик. И населения тут всего-то около шестидесяти тысяч человек. Есть Гетманщина по левобережью Днепра. Ну и земли донских казаков. Как-то так.
Ивана угораздило оказаться в теле паренька семнадцати лет, который, по всему видно, должен был умереть. Душу из этого тела уж точно вытряхнуло основательно. За прошедшие годы Иван ни разу не почувствовал чужого присутствия.
Когда ему стукнуло восемнадцать, отец, не спрашивая согласия, записал Ивана вместо себя в стрельцы. Общеизвестная практика, хотя и не сказать, что парню… Хм. Ну да. Теперь уже парню. Так вот. Не сказать, что ему это понравилось. Но и выхода иного не было. Пришлось влезать в стрелецкий кафтан и идти на государеву службу.
Послужил, чего уж там. Всего-то четыре года в стрельцах, а его уже помотало от Урала до Крыма. Причем за этот короткий срок он умудрился подняться сначала до сотенного, а потом еще и получить дворянское звание. Не без помощи полюбовницы, сестры покойного царя и тетки нынешнего, но в большей степени все же благодаря своим талантам. Под конец же угораздило оказаться обвиненным в преступлении против престола. Едва ноги унес из царских застенков.
Именно так звучала официальная версия. По неофициальной он прибыл в Псков, чтобы мутить воду в пользу Москвы. При этом противники русского царя должны были считать его чуть ли не личным врагом Николая. Да и считали, чего уж там.
Н-да. Ну, мутить воду или нет, а устраиваться по жизни нужно и здесь. Вреда точно не будет. Вот Иван и крутится, заводя знакомства, обрастая связями и строя планы на будущее. А как же иначе? Если жить только днем сегодняшним, то долго не протянешь.
Миновав Средний город, прошли через одни из четырех ворот в город Окольный. Есть еще один основной район, называется Запсковье. Постепенно расширяющемуся городу наконец стало тесно на клине, образуемом реками Великая и Пскова, поэтому городская стена перекинулась через реку и охватила часть территории уже на правом берегу последней. Оттого и Запсковье.
