Петр Федорович Басманов, окольничий лет тридцати пяти, сидел за ужином в своих палатах, в самом сердце Новгород- Северского. В дверь постучали, и вошел Жак Маржерет, французский капитан, пятый год командовавший отрядом иностранных наемников царя Бориса.
– Ну что там? – нетерпеливо спросил Басманов.
– Весь вечер наблюдаем со стен за полем боя, сударь.
– Так ведь бой давно кончился? – удивился окольничий. – Эх, жаль, не успели как следует в тыл самозванцу ударить. Только вышли – а тут Мстиславский и побежал.
– Не хотят они, сударь, против природного государя выступать, – наставительно сказал Маржерет.
– Эва, сказанул… природного. Да самозванец он, и не говори мне иного, не поверю. Так что там на поле боя?
– Димитрий там. Ходит меж тел поверженных, плачет. Привел с собой попов из Чернигова и Путивля, отпевают.
– Вольно ж ему плакать, у него небось половина войска полегла.
Маржерет покачал головой:
– О наших плачет, о наших… то есть о ваших. О русских, в общем.
Брови Басманова поползли вверх.
– Не пойму я тебя что-то. Да ты толком говори.
– А чего ж неясного? – пожал плечами француз. – Природный государь оплакивает своих почивших подданных.
Окольничий задумчиво уставился в окно. «А может, лжет про него Борис? Может, он и вправду сын Иоаннов?» Он встал и самолично отправился на стену.
Несмотря на победу в битве, взять Новгород-Северский Димитрию не удалось. Когда было закончено погребение убитых, он вызвал князя Шаховского, захваченного в Чернигове, и спросил:
– Кто обороняет город?
– Окольничий Петр Басманов, государь.
– Прекрасный воин, как я погляжу, умелый и преданный. Сделайте все, князь, чтобы переманить его на нашу сторону.
– Слушаюсь, государь.
Шаховской поклонился и вышел.
Провиант кончался, стоять лагерем под стенами Новгород-Северского больше не было возможности, и царевич двинулся дальше, оставив непокорный город позади.
В начале января войско покинули пан Мнишек с сыном, торопившиеся в Краков на сейм. Будущий тесть клятвенно обещал Димитрию защищать на сейме его интересы и собрать для него дополнительные войска. В ответ царевич выбрал самые дорогие трофеи и передал в подарок Марине.
Между тем все новые города сдавались Димитрию без боя: один за другим ему присягнули Рыльск, Оскол, Царев-Борисов, Белгород, Елец, Кромы, Воронеж. «Моя власть растет, – с восторгом думал он, – мне уже подчинилась территория размером с Францию!»
Дав войску передохнуть, царевич двинулся к Москве.
Видя, что Димитрий направился дальше, Петр Басманов счел возможным вернуться в столицу, куда давно звал его Годунов.
Царь прислал за Басмановым собственные сани, а на въезде в Москву его встретили самые знатные бояре и, непрестанно восхищаясь героической защитой Новгород-Северского, проводили к Борису. Тот осыпал своего любимца милостями, наградил деньгами и возвел в чин думного боярина.
– Надеюсь на тебя, Петр Федорович, – говорил Годунов. – Уж ты-то, знаю, душу изменой не опоганишь.
Басманову приходилось нелегко. Конечно, он защитил Новгород-Северский и сохранил верность царю, но сомнение поселилось в его душе с того самого вечера, когда он увидел скорбящего о погибших воинах Димитрия. В руке он держал факел, и со стены Басманов его хорошо видел. Горе его было неподдельно, он ходил между трупами, наклоняясь к ним, подолгу вглядываясь в лица, и не стеснялся своих слез. А когда заметил, что один из лежащих ратников шевельнулся, радость его была безгранична. «Нет, так притворяться нельзя, – думал окольничий, – да и зачем? Самозванцу это просто в голову не придет». Душа Басманова разрывалась надвое.
В конце января неподалеку от Брянска дорогу Димитрию преградило войско Бориса. Это были те самые воины Мстиславского, которым он позволил бежать под Новгород-Северским, усиленные тридцатью тысячами ратников, собранных в Москве и прибывших сюда под началом Василия Шуйского, того самого, который когда-то задумал убийство восьмилетнего царевича.
В этом сражении у Димитрия не было шансов. Против его пятнадцати тысяч Борис Годунов выставил семидесятитысячную рать, благословленную на битву самим патриархом. Но царевич, гонимый вперед отчаянной жаждой власти и уверенностью в своей неуязвимости, все-таки принял бой.
Поначалу казалось, что удача сопутствует Димитрию. С бесконечной храбростью, граничащей с безумием, он повел в атаку три тысячи всадников, за которыми следовали конные казаки и пехота. Кавалерия ударила по конникам царя, и те дрогнули, смешались и бросились врассыпную. Воодушевленный успехом, Димитрий поскакал навстречу московским пехотным полкам. Но когда всадники приблизились, войска Шуйского ударили по ним из сорока пушек и
