церемонию: шествие подходило к базилике Saint-Remi, куда монарх должен был зайти вместе с супругой.
В базилике король, как того требовала традиция, поклонился могиле святого Ремигия, полюбовался гобеленами с изображением сцен из его жизни и осмотрел ковчежек со Святой Стеклянницей. Этот сосуд, по преданию, содержал священный елей, которым более тысячи лет назад крестили короля Хлодвига. За последние несколько столетий ни одна коронация не обошлась без священного елея: по капельке его добавляли в миро при помазании нового короля.
Наконец процессия вышла из базилики. Пройдя сотню шагов, придворные увидели на площади и в саду перед церковью St-Martin шатры с накрытыми столами. Послышался радостный гул: день был жаркий, и все порядком устали.
Франсуа сидел на раскладном стуле между двумя дамами и лакомился пока еще редкими для Франции апельсинами, когда его подозвал Клод Савойский:
– Друг мой, королю вас представить раньше завтрашнего вечера я не смогу, но с удовольствием представлю ее величеству прямо здесь. Сейчас как раз удобный случай, взгляните.
Легран обернулся и увидел Екатерину, сидящую в тени деревьев в компании все того же седовласого господина. Их окружала дюжина придворных дам.
– Коннетабль де Монморанси, – пояснил граф, – муж моей сестры. Ждите здесь.
Это было так неожиданно, что у Франсуа душа ушла в пятки. Он видел, как Клод Савойский подошел к королеве и церемонно раскланялся:
– Сударыня, если что-то и может примирить меня с утратой моего дражайшего кузена, так это счастье видеть вас королевой.
Екатерина ему явно обрадовалась, заговорила с ним запросто и назвала дядюшкой.
Граф повернулся к коннетаблю:
– Дорогой брат!
Началась непринужденная беседа, и Франсуа было подумал, что о нем забыли, но в этот момент граф обернулся и махнул ему рукой. Стараясь, чтобы его походка не выглядела робкой, Франсуа приблизился.
– Дорогая племянница, – начал Клод Савойский, – позвольте представить вам моего дражайшего друга, без которого меня давно не было бы в живых, доктора Франсуа Леграна.
Королева с интересом взглянула на молодого человека, который скромно ей поклонился, и произнесла:
– Франция в большом долгу перед вами, мессир Легран, если наш дядюшка обязан вам жизнью.
Франсуа покраснел, чем вызвал улыбку королевы и радостный шепот придворных дам. Екатерина обратилась к графу:
– Поведайте же нам скорее эту историю.
Дамы тут же защебетали, мелодичными голосами повторяя ту же просьбу.
Надо отдать должное Клоду Савойскому: он как мог превознес заслуги Франсуа. Рассказал о страшной чуме в Эксе и о двух смелых врачевателях («это были мессир Легран с помощником»), пришедших на помощь городу. Не забыл граф рассказать и о собственной болезни, о том, как Франсуа его вылечил и как сам заразился. Дамы охали, ахали и к концу повествования были буквально влюблены в мужественного лекаря. Екатерина сказала с улыбкой:
– Благодарим вас, мессир Легран, мы очень вам обязаны. Мне и моему супругу было бы очень больно потерять дорогого дядюшку.
– А мне – дражайшего брата, – подхватил коннетабль.
Король поднялся из-за стола, все тут же вскочили, задвигались стулья, зашуршали платья. Генрих, предложив руку Диане, направился к королеве.
– Довольны ли вы обедом, сударыня? – галантно спросил он.
Екатерина не успела ответить, его величество повернул голову и увидел Клода Савойского.
– Наш дорогой дядюшка, – обрадовался король.
Граф преклонил колени.
– Полно, полно, ваше сиятельство, встаньте. Мы очень рады вас видеть. Как дела в Провансе? Пожалуйста, не пропадайте, нам очень хочется с вами поболтать.
Сказав это, он снова предложил руку Диане и прошествовал дальше. За ним двинулись Екатерина с коннетаблем и все придворные.
День закончился еще одной мессой в Реймском соборе.
Ранним утром воскресенья началась коронация. Еще никогда Франсуа не доводилось видеть столь грандиозного зрелища.
На рассвете король направился из Palais du Tau в Реймский собор. Перед ним шествовали музыканты, сотня гвардейцев, за ним – придворные и представители знати со всей Франции.
Клод Савойский, будучи родичем короля, имел право следовать в первых рядах. У Франсуа такого права, естественно, не было, но, в нарушение всех традиций, граф де Тенд держал его при себе неотлучно. Поэтому их обоих в числе самых близких придворных пропустили в центральный неф украшенного геральдическими гобеленами собора, где были расставлены кресла для знатных гостей. Они сели в третьем ряду, и Франсуа с удивлением обнаружил, что
