Оуэн уселся на бревно рядом с Хавьером.
– Так что просто сидим здесь.
– Да.
В течение следующего часа все, чем они занимались, – это говорили, в основном о симуляции, а день, между тем, становился теплее и суше. Они избегали того факта, что они, точнее, их предки пытались убить друг друга, и сосредоточились на других аспектах своего опыта. Город, оружие, способности предков. Но в конце концов они обсудили эту тему, так что говорить стало почти не о чем, и Оуэн продолжил разговор, хотя Хавьер и не хотел этого.
– Так что с тобой случилось?
– Что ты имеешь в виду?
– Я не говорю про «Анимус», – сказал Оуэн. – До этого. Почему ты перестал общаться со мной?
Хавьеру совершенно не хотелось об этом говорить. Но он знал, что Оуэн не отстанет. Оуэн никогда не отступался, к тому же они оба застряли на бревне в горах. Хавьер решил, что может уже и покончить с этим.
– Просто разбирался со своей ерундой, – ответил он.
– Например? – поинтересовался Оуэн.
– Просто ерунда, чувак. Не знаю.
– Ну, а почему ты мне не рассказывал?
Хавьер не хотел отвечать, но Оуэн спросил снова, поэтому Хавьер решил продолжить и быть с ним честным.
– Слушай. Все, что ты пережил в связи с отцом и всем этим, я знаю, насколько все было плохо, и я понимаю, почему ты помешался на этом. Но ты был настолько погружен в это все время, и…
– И что? – сказал Оуэн злобно. Хавьер вздохнул.
– Чего ты ждешь?
– Просто дай мне закончить…
– Чего ты ждешь? – повторил Оуэн громче. – Они отправили моего отца в тюрьму, и он умер там.
– Да, отправили, – сказал Хавьер. – Но они посадили за решетку и моего брата.
– Это потому что он из выбил из кого-то все дерьмо!
Когда Оуэн сказал это, Хавьеру потребовалось встать и отойти на несколько шагов, повернувшись к нему спиной. От злости его руки сжались в кулаки, а мышцы вокруг шеи и плеч напряглись, и черт его знает, что бы он сделал с Оуэном из-за этих эффектов кровотечения. Несколько минут он глубоко дышал и, успокоившись, вернулся обратно.
– Просто у меня было много собственного дерьма, чтобы еще разбираться с твоим дерьмом. Вот и все. Ничего личного.
– Для меня это личное.
– Ну, ничего не могу с этим поделать. Принимай это как хочешь, но именно так все и было.
Оуэн молчал несколько минут, глядя на потухший костер.
– Так что за дерьмо у тебя там происходило?
– Я не хочу об этом говорить.
– Все в порядке?
– Нормально.
– Это из-за матери? Или больше из-за брата?
Хавьер взглянул в небо. В этот момент откуда-то с дерева слетела птица. Она была крупная – сокол или ястреб. Хавьер никогда не знал, чем они различаются.
– Ничего такого, – сказал он. – Я год назад совершил каминг-аут, открылся своей семье.
– Ох.
Оуэн уселся обратно на бревно.
– Не знал, что ты…
– Да, – сказал Хавьер.
Это было непросто. Все его родные были католиками или баптистами, и хотя он знал, что родители не вышвырнут его из дома или вроде того, он переживал о том, как они его примут, когда он расскажет правду о том, кто он.
– Как родители отреагировали? – спросил Оуэн.
– С мамой все было просто замечательно. Отцу понадобилось несколько дней, чтобы прийти в себя, но теперь он спокоен.
– А как насчет брата?
– За это он и попал в тюрьму, – сказал Хавьер. – Какой-то тупица назвал меня педиком, и Мэни просто бросился на него.
