Евгений Кострица
Рарник
Глава 1
Я кролик. Милый, белый и миролюбивый… как считали мои жертвы. Правда, чуть позже они понимали, насколько сильно ошибались. И тогда их самоуверенность сменялась растерянностью и изумлением. Да, внешне беззащитный зверек умел огрызаться, хотя поначалу его атаку даже не воспринимали всерьез. Но я был очень серьезен, и вскоре растерзанные человеческие останки живописно украшали полянку.
Думаю, у меня был свой стиль – внутренности, аккуратно развешанные на кустарниках, создавали «камерную» атмосферу ужаса и отчаяния. Ведь именно ужас и отчаяние здесь постоянно испытывали мои ушастые братья и сестры. И в ответ я старался донести это жутковатое переживание до людей как можно более доходчиво.
Я не считал себя маньяком, но у меня были веские причины старательно имитировать людоедство. Пушной промысел на лужайке шел почти круглосуточно. Кролики уничтожались в промышленных масштабах, а ведь я считал себя царьком этого умилительного, но бесконечно глупого народца. Всего за несколько часов охотник истреблял сотни моих подданных, набивая безразмерные рюкзаки убитыми кролями. Ни один из них не просил пощады, ни один не пытался дать сдачи. Бешеная плодовитость, жалобное выражение смазливой мордочки и несколько нерешительных прыжков в сторону – вот и все, что моя раса могла противопоставить острым стрелам и клинкам.
«Фарм-спот» – так называли люди эту поляну. «Мой дом» – так называл ее я. И, к несчастью, в нем давно и прочно обосновались незваные гости. Они приходили за нашими шкурками, которые, видимо, сдавали в ближайшей деревне. По крайней мере, тяжелые сумки с добычей охотники всегда относили туда, а назад возвращались уже налегке, с глуповато-удовлетворенной ухмылкой.
Иногда им улыбалась удача, и тогда окрестности оглашал восхищенный вопль, а из мертвого кролика торжественно извлекалось что-то ценное. Эти посмертные мешочки назывались «лутом», хотя я никогда не видел, чтобы мы их съедали. Как они вообще оказывались в наших телах? Для меня это оставалось загадкой. Впрочем, в этой длинноухой голове и без того роилось слишком много вопросов.
Как получилось, что в родной стае больше нет ни одного разумного кролика? Почему мои братья и сестры рождаются, живут и умирают тупыми, как пробки? И, наконец, главное – почему я бессмертен?
Подсказок у меня не было, и под вечер накатывали тягостные раздумья о суете и тщетности кроличьего существования. Какой в нем вообще смысл? Сначала мне казалось – он есть, но в последнее время я все больше в этом сомневался. Сколько людей ни убивай, меньше их не становится – двуногие приходят сюда снова и снова. И тогда на меня снизошло понимание: они столь же бессмертны, как и я сам, а это означало, что кровавый конвейер никогда не закончится. И все же в моей кроличьей душонке жила надежда, что когда-нибудь он сломается навсегда.
Разумное существо всегда стремится избегать опасного места, и я специально мучил своих жертв. Их останки должны поведать остальным о страшной участи несчастных охотников. К сожалению, страх хорошо работал только в теории. На практике людей на поляне становилось все больше. Бывало, мучительно умерев утром, они возвращались уже вечером. И, как правило, не одни, а с вооруженными до зубов дружками.
Видимо, я чего-то не понимал. Вокруг так много безопасных лужаек, переполненных стайками тучных безобидных зверьков. Но именно моя пользовалась особой популярностью. Это наводило на мысль, что люди искали особого кролика. Неужели им так нравился риск, или все дело в мести?
В любом случае, не я начал эту войну. Капитуляции от меня не дождутся. Жаль только, что по одному враги ходили все реже. Ничего, я терпелив, упрям, осторожен и хорошо подготовился. У меня была уйма времени для создания невидимой, но отлично укрепленной крепости.
На лужайке стояло высокое старое дерево, под которым так любили отдыхать живодеры после утомительного и скучного фарма. Методичное истребление беззащитных зверюшек не требовало от них героизма или отточенной техники боя. Ни азарта, ни особого удовольствия: два-три удара, нагнуться, подобрать, закинуть обмякшее тельце в сумку, найти взглядом следующую жертву. Скорее всего, люди даже не предполагали, что мы чувствуем боль… а возможно, им было просто все равно.
Смыв кровь с натруженных рук, двуногие чистили оружие и вяло травили байки, которые я с удовольствием слушал в уютном дупле прямо над ними. Оно находилось ниже ветвей, но достаточно высоко, чтобы никто не мог заподозрить в нем логово кролика. Возможно, где-то и существует наша древесная разновидность, но с моими-то лапами вскарабкаться по коре невозможно.
К счастью, старое дерево было полым. Жуки-точильщики выгрызли его изнутри, и я пробирался в дупло внутри ствола, прямо из разветвленного лабиринта, который я долго выкапывал под лужайкой. Длинные извилистые ходы вели в бесчисленные кладовые, большинство из которых были ловушками для надоедливых охотничьих собак, досаждавших мне время от времени. Ни одна из шумных коротконогих тварей наверх не вернулась, а судя по выражению лиц их хозяев, стоили они очень недешево.
Сейчас я спокойно дремал в своем логове, вполглаза наблюдая за очередным кроличьим геноцидом, что с раннего утра устроили пять человек. Они набили свои рюкзаки почти до отказа, когда к ним присоединился шестой. Парень сильно отставал в отлове добычи и отчаянно пытался нагнать трудолюбивых коллег, умерщвляя нашего брата с удвоенной скоростью.
– Эй, Пуси! Хватит, мы все под завязку. Уходим! – устало махнул рукой один из охотников.
