количеством одежды, которое допускает эта страна.
– Ты неисправим, – я запускаю руку в его мокрые волосы.
– Ладно тебе. Это же здорово!
– Не спорю. Вот только бы пережить это Рождество и Новый год.
– Тоже терпеть не можешь все это притворство и сборы семьи?
– Ну, так вышло, – говорю я, – что сборов семьи у меня нет. Но вот вся эта вымученная радость, что мы просрали еще один год непонятно куда, меня просто бесит. Лицемерие в мировом масштабе.
– Зато это лицемерие, – говорит Кертис, – способствует процветанию тысяч корпораций.
– Слава капитализму? – говорю я.
– Типа того. Нальешь мне виски, крошка?
– Один виски, джентльмену без штанов. Сейчас будет.
Пока Кертис привстает немного вперед, чтобы взять губку и гель, я тянусь к столику, где стоят бутылки. Вначале я налила себе стопку текилы и разочаровалась, увидев что лайма больше нет, а идти нарезать новый было уж очень лень. Хоть соль осталась, уже неплохо. Потом я положила остатки уже почти растаявшего льда в стакан и налила Кертису виски. Мы уже были прилично пьяны, поэтому я немного расплескала. Но какая разница.
Когда я уже ставила бутылку на стол, нечто знакомое, появившееся словно из ниоткуда, зацепило мой слух так, что я словно окоченела и зависла. Я не могла точно понять, что это и откуда доносится, пока не повернулась на звук.
Я увидела перед собой жутко знакомый затылок парня. Он напевал одну до боли знакомую мне мелодию. Ту самую рождественскую песню, что насвистывал тот самый Марк, который изнасиловал меня в лагере. Стоп, это же и есть Марк. Это его затылок! Это его мелодия.
Не успев ничего понять, я словно под напряжением стискиваю бутылку в руках и наотмашь бью его по голове справа, затем тут же слева, затем снова справа, и от удара бутылка разбивается. В моих руках остается только горлышко, и я вонзаю его в шею. Выдергиваю и вонзаю еще раз глубже. Кровь фонтаном брызгает на белый кафель и мне в лицо. Я не останавливаюсь и продолжаю втыкать острие бутылки в его шею, каждый раз все глубже и глубже. Делаю это до тех пор, пока он не прекращает дергаться и не падает на меня. Кровь продолжает брызгать из его шеи, но уже гораздо слабее.
Я открываю глаза. Перед глазами по-прежнему затылок Кертиса. Боже, неужели мне все это просто привиделось? Некоторое время я продолжаю тупо смотреть на его шею, на которой нет никаких порезов, а лишь мыльная пена, плавно стекающая по ней. В ужасе смотрю и благодарю всех богов за то, что Кертис все еще цел и невредим. Но в то же время с каждой секундой все больше и больше начинаю осознавать весь ужас того, что я только что могла натворить.
Не произнеся ни слова, я выпрыгиваю из ванны, расплескав при этом воду, и направляюсь в спальню. Игнорирую все оклики Кертиса. Ни один язык в мире не может передать того, что я сейчас чувствую. Я просто не в состоянии ничего ему объяснить в данную минуту. Впопыхах собрав все свои вещи с пола и быстро напялив их на себя, я пулей вылетаю из квартиры. К тому моменту, когда прибыл лифт, я уже предельно четко осознавала тот единственный факт, что ради него же самого я никогда его больше не увижу.
Глава 6. Новый год
– Ким! Ким! – доносится словно издалека голос Энн. – Эй, ну чего ты? Оглохла?
– А? Что такое? – спрашиваю я, не поднимая головы, которая уже целый час лежит на моих же руках.
– Там клиенты пришли, просят рассчитать бюджет. Говорят, что уже заказывали много раз тут, но я их не могу найти в базе.
– И?
– Ну выйди в зал. Скажи, знаешь ты их? Или, может, у меня просто компьютер барахлит.
– Они скидку хотят? – говорю я.
– Ну, видимо, да. Иначе зачем было говорить, что они старые клиенты?
– Большой заказ? – я интересуюсь.
– Тысяч на шесть пока. Но не знаю, как будет со скидками. Ким, выйди, пожалуйста. Помоги мне.
– Вот в таком виде? – спрашиваю я и поднимаю свое лицо. Глаза по-прежнему остаются закрытыми, но я уверена, что помятости лица позавидовал бы самый безнадежный завсегдатай дешевого бара.
– Оу! – восклицает Энн. – Так, думаю, лучше не надо. Может, сходишь и умоешься? Макияж? Очки?
– Угу. И маску Бэтмена тоже захвачу, – пытаюсь сострить я, но выходит как-то убого.
– Ким, ну пожалуйста. Я не хочу все испортить. А ты меня знаешь, с цифрами у меня вечная беда.
